Поллианна

Священник медленно собрал свои листы и положил их обратно в карман. Затем, со вздохом, похожим на стон, он в полном изнеможении опустился на землю да так и остался сидеть под деревом, закрыв лицо руками.

Именно здесь и увидела его возвращавшаяся от Мистера Пендлтона Поллианна. Тихо вскрикнув, она тотчас подбежала к нему.

– Ах! Ах, Мистер Форд! Надеюсь, вы ничего не сломали? – взволнованно спросила она.

Священник открыл лицо и взглянул на склонившуюся над ним девчушку. Он попытался улыбнуться.

– Нет, дитя моё, ничего… Я просто… отдыхаю.

– Ах! – с облегчением вздохнула Поллианна. – Тогда всё в порядке. Видите ли, когда я однажды вот так же случайно наткнулась на Мистера Пендлтона, оказалось, что он сломал ногу! Правда, он лежал, а не сидел…

– Не беспокойтесь, Мисс, я ничего не сломал. Ничего из того, что в силах исцелить… земные лекари…

Последние слова прозвучали очень тихо, но Поллианна их всё же расслышала. Лицо её тотчас сделалось необыкновенно серьёзным, а глаза зажглись живым сочувствием.

– Я знаю, о чём вы. Что-то вас гложет. С моим папой такое тоже часто бывало. Наверное, это у всех священников. Видите ли, на них возложена такая огромная ответственность…

Преподобный Пол Форд изумлённо обернулся.

– А разве ваш папа тоже был священником, Поллианна?

– О да, сэр. Разве вы не знали? Я думала, это всем известно. Он женился на сестре тёти Полли – ну, то есть, на моей маме…

– Да, я понял. Но, видите ли, я здесь пастором всего лишь несколько лет и не могу знать всего, что происходило в городе в прежние годы.

– Нет, сэр – ну, то есть, конечно, сэр, – улыбнулась Поллианна.

Последовала долгая пауза. Всё ещё сидевший под деревом священник, казалось, напрочь забыл о присутствии малышки. Он вновь вынул из кармана свои бумаги; но он их не читал. Вместо этого он смотрел на лежащий поодаль на земле листок – а ведь листок этот даже не был красив! Он был сухой и бурый. Поллианна, посмотрев на пастора, почувствовала смутную жалость.

– Погожий денёк выдался, правда? – с надеждой в голосе начала она.

Сначала священник не ответил; однако уже через мгновение, вздрогнув, поднял на неё взгляд:

– Что? Ах! Да-да, очень погожий!

– И совсем не холодно, хотя уже и октябрь, – воодушевившись, заметила малышка. – У Мистера Пендлтона в камине горит огонь, но не для тепла, а просто чтобы смотреть. А вы любите смотреть на огонь?

В этот раз ответа не последовало. Немного подождав, Поллианна решила попробовать снова – на этот раз зайдя с другой стороны:

– Скажите, сэр, а вам нравится быть священником?

На сей раз преподобный Джон Форд мгновенно поднял на неё взгляд.

– Нравится ли мне… Какой странный вопрос! Что вас заставило его задать, дитя моё?

– Ничего… Разве что ваш невесёлый вид! Я вспомнила папу. Он тоже иногда… бывал таким.

– Правда? – тон его был весьма учтив, однако думал он о своём. Глаза его вновь обратились к увядшему листу.

– Да, и я, бывало, спрашивала его так же, как вас, нравится ли ему быть священником.

Сидящий под деревом человек грустно улыбнулся.

– И что же он вам отвечал?

– Ах, он, разумеется, всегда говорил, что да, но часто добавлял, что не стал бы оставаться им ни минуты, если бы не стихи радости.

– Если бы не – что? – преподобный Пол Форд оторвал взгляд от листка и с интересом взглянул на оживлённое личико Поллианны.

– Ах, ну это папа их так называл, – засмеялась она. – Конечно же, в Библии они так не называются. Но это все те, в которых говорится: «радуйтесь и веселитесь», «радуйтесь, праведные», «да радуются и веселятся», «да веселится» и всё такое. Ну, вы знаете, их очень много. Однажды, когда моему папе было совсем невмоготу, он решил их сосчитать. И их оказалось целых восемьсот штук!

– Восемьсот штук!

– Да! Восемьсот стихов, которые велят нам радоваться и веселиться! Именно поэтому папа и называл их «стихами радости».

– Вот, значит, как!

На лице священника появилось несколько странное выражение. Взгляд его упал на первую строку библейского текста, с которого он собирался начать свою проповедь: «Но горе вам…»

– Выходит, ваш отец очень любил эти «стихи радости»? – пробормотал он.

– О да! – с воодушевлением кивнула Поллианна. – Он говорил мне, что в тот самый день, когда он решил их сосчитать, ему тотчас стало легче! А ещё он говорил, что коль скоро Бог взял на себя труд целых восемьсот раз повторить нам, чтобы мы радовались и веселились, то наверняка Ему угодно, чтобы мы хотя бы иногда это делали! И папе стало совестно, что прежде он так мало радовался! Но начиная с того дня, когда он их сосчитал, они всегда служили ему утешением. Ну, например, когда дамы в благотворительном комитете принимались грызться, как собаки… Ну, то есть, когда между ними возникали определённые разногласия, – поспешила уточнить Поллианна. – А ещё папа рассказывал, что именно благодаря этим стихам он придумал нашу игру. Конечно, для меня игра началась с костылей, но для него – со стихов радости!

– И что же это, позвольте узнать, за игра? – поинтересовался священник.

– Это игра, в которой требуется во всём находить радость! Как я уже сказала, для меня она началась с костылей.