Меримаат и Бенермерут, по моему знаку подошли к сундукам и кряхтя подтащили первый ко мне ближе. Центурионы с любопытством смотрели, как я его открыл и вытащил оттуда кожаный пояс —
— Отныне, ношение таких поясов, будет прерогативой только воинов, служащих мне, — я поднял пояс в руках и показал им красоту. Мне самому понравилось, как мастера и Небсений сделали его по моим наброскам.
— Эта версия с золотыми бляхами, будет отличительным знаком центурионов. Его ношение будет не только показывать всем окружающим ваш статус, но и разрешение по отношению к вашим военачальникам и мне, не кланяться даже в мирное время. Вы — элита войска и этот отличительный знак будет сразу выделять вас в толпе простых людей. Именно потому, что пояс будет давать такие права, то и обязанности будет на владельца накладывать не меньшие. Его потеря будет жестоко караться, вплоть до смертной казни.
Я оглядел собравшихся. Глаза всех были прикованы к предмету в моих руках и только что не горели в предвкушении его обладания. Я не стал их мариновать дальше.
— Хопи, подойти ко мне, — приказал я и центурион моих личных двух сотен подошёл и замер, восторженно смотря на меня.
— Носи с честью воин, — я лично опоясал его и застегнул пояс, а когда он выпрямился, Небсений передал мне кошелёк с золотыми монетами, который я вручил Хопи. Пребывая на седьмом небе от счастья, он вернулся в строй. Так вызывая каждого по одному, я лично опоясывал их и вручал золото, повторяя одну и ту же фразу. В остальном процедура протекала быстро и при полном молчании. Вскоре передо мной стояли счастливые и довольные люди, рассматривая свои пояса.
— Позже,
Помещение задрожало от яростных и гордых криков, а также ударов кулаками по груди. Центурионы трижды прокричали здравницу мне и я отпустил их, закончив этот долгий и трудный день. Когда зал покинул последний центурион и в нём остались только мои спутники, ювелир и Хопи с охраной. Я тяжело опустился на стул.
— Мой царь, давайте я постелю вам кровать? — ко мне подошёл Бенермерут, остальные молча стояли рядом.
— Ваши подарки с Меримаатом, будут у меня позже, — я поднял на него взгляд, а потом на парня, — я не забыл и вашу помощь.
— Мы не сомневались в этом Твоё величество, — Меримаат низко мне поклонился, и его движение повторили все, кроме Хопи и охраны.
— Тогда спать,
***
Утром Бенермерут меня разбудил, сказал что прибыли купцы, нужно было посмотреть качество привезённых продуктов и оплатить их. В том числе там было много хлеба и вина, ведь в городе планировалось празднование. Меня хватило ровно на час такой работы, после чего я, тщательно скрывая раздражение, сказал Бенермеруту.
— Пошли гонца в поместье, пусть к нам приедет Рехмир с помощниками, хватит ему уже прохлаждаться.
Воспитатель, тщательно скрывая улыбку, низко поклонился.
Осмотр всех продуктов занял ещё два часа, после чего я поручил оплатить Небсению все счета и купцы с большим удовольствием взяли золотые монеты. Я сопроводил их вручение словами.
— Увижу, что кто-то из вас их плющит, самого камнями сплющу.
Меня тут же заверили, что среди них подобных идиотов нет, а тех, кто занимался уродованием монет, давно отстранили от поставок мои военачальники.
Закончив с купцами, я вернулся в дом и наконец позавтракал. После чего Бенермерут, старательно пытаясь оставаться спокойным, сообщил, что все всадники покинули город.
—
После завтрака я пошёл проверить, как обстоят дела с войском и был удивлён, какую активность развели центурионы, замотивированные мной вчера по самые уши. Они выбрали себе опционов из деканов и то тут, то там я видел, как они показывают и рассказывают им новые обязанности. Причём у всех центурионов золотые бляхи на поясах, явно были ещё и специально начищены. Так ярко они блестели при свете утреннего солнца, что притягивали взгляды всех без исключения: как наших военных, так и гражданских, которые открыв рты, осторожно следовали за военными и рассматривали красивую, функциональную вещь, на которую военные перевесили свои гладиусы с прошлых подвесов. Не видеть этого они не могли, что ещё больше придавало им веса в собственных глазах от обладания вещью, которой ни у кого больше не было.