Полковник советской разведки

В один из апрельских дней 1965 года меня вызвал начальник отдела полковник Прядко и объявил с усмешечкой, что в связи с празднованием двадцатилетия Победы обком партии велит нам, чекистам, найти в архивах свежего героя для прославления его в областных средствах массовой информации. Старые, записные герои, дескать, публике приелись. Нужен новый.

– По-моему, КГБ не самое подходящее место для поиска героев, – засомневался я.

– Не скажи, – возразил многоопытный Прядко. – Сходи в учетно-архивное отделение к Семикову и попроси его подумать на эту тему.

Ровно через сутки Семиков вручил мне замызганную папку с обгоревшими углами толщиной не более половины сантиметра. Документы этого дела были исполнены карандашом, а карандаш, как известно, гораздо надежнее чернил, поэтому текст сохранился весь до последней буковки.

– Партизанская летопись, – пояснил архивариус. – Ты поаккуратнее с этими бумагами. Несколько лет они хранились в экстремальных условиях и частично истлели. Рассыпаться могут.

Я поднялся в свой кабинет и стал читать…

Сержант Иван Канаичев попал в немецкий плен в котле под Вязьмой. Немцы нашли его в воронке от разорвавшегося снаряда безоружного, полузадохнувшегося от страха и гари. Он покорно поднял руки и похромал под конвоем туда, где темнела за наспех сооруженной оградой громадная масса таких же горемык, как он. Через несколько часов страх сменился жаждой и голодом, однако им не давали ни воды, ни пищи.

Сначала немцы провели обычную селекцию: отобрали и пустили в расход всех евреев, комиссаров и коммунистов. Затем они сформировали команду из наиболее здоровых и крепких пленных, способных выполнять тяжелую работу. В эту команду и попал Иван, потому что был он мужиком сильным, выносливым и жилистым. Под присмотром немцев они восстанавливали мост, разрушенный войной. Воды было много, а питаться приходилось овощами с заброшенных колхозных полей.

По окончании работ конвойные устроили себе развлечение: положили посреди небольшой изумрудной лужайки несколько караваев хлеба да пару здоровых кусков сала – ешьте, мол, на здоровье. Когда изголодавшиеся люди бросились к пище, на лужайке земля поднялась дыбом: все пространство вокруг хлеба с салом оказалось плотно заминированным. Немцы едва не полопались от хохота. Иван тогда чудом уцелел. Взрывом его шмякнуло о дерево и повалило на землю. Поднялся с земли уже не жалкий покорный раб, а человек, заряженный ненавистью к оккупантам и готовый к борьбе с ними.

Потом был концлагерь в Польше. Иван пытался бежать. Его травили собаками, поймали, сняли штаны и били палками по заднице до тех пор, пока она не превратилась в кровавый бифштекс. Иван снова выжил и еще больше укрепился в своей ненависти к немцам.

Летом сорок второго в их лагерь пожаловал эмиссар генерала Власова с целью вербовки добровольцев в Русскую Освободительную Армию. Иван первым вышел из строя и потому был назначен заместителем командира взвода. Напялив на себя новенькую немецкую форму, прицепив к рукаву повязку с надписью «РОА» и впервые за много месяцев наевшись до отвала, он принял твердое и окончательное решение в первом же бою перебежать к своим. Однако немцы не были дураками и власовцев в боях против частей регулярной Красной Армии не использовали. Воевали власовцы в основном с партизанами в оккупированных гитлеровцами странах Европы на всей огромной территории от Нормандии до Днепра. Ивану повезло: его батальон направили на Украину. Там он довольно быстро выследил мальчишку-связного, то и дело мотавшегося из села в лес, поймал его за шиворот и заставил показать дорогу в партизанский отряд. Нельзя сказать, что партизаны приняли его с распростертыми объятиями. Дело обстояло как раз наоборот. Начальник контрразведки Дрозд, у которого власовцы за неделю до этого сожгли дом, где жили его родители, настаивал на немедленной казни «фашистского провокатора». Командир отряда Бутенко либеральничал и предлагал организовать жесткую проверку перебежчика. Спорили долго и, наконец, Ивана позвали в штабную землянку, чтобы объявить его судьбу.

– Вот что, гражданин Канаичев, – сказал Бутенко, – не верим мы тебе. Ты бросил оружие на поле боя, добровольно сдался в плен врагу, воевал против нас под проклятым трехцветным флагом предателя Власова…

– Я не воевал против вас.

– Так это ты просто не успел. Руки не дошли. А друзья твои успели.

– У меня к немцу нена́висть.

Иван произнес слово «ненависть» с ударением на втором слоге. Дрозд зло усмехнулся:

– Нена́висть, говоришь, – процедил он сквозь зубы, передразнивая Ивана. – С чего ж это ты так возненавидел благодетеля твоего? Он тебя накормил, одел, а ты…

Иван не стал распространяться насчет ужасов и унижений немецкого плена. Он спустил штаны и повернулся к начальству израненными ягодицами.

– Ага! – обрадовался Дрозд. – Значит, ты решил мстить ворогу за свою поруганную жопу? Чуешь разницу между тобой и нами? Мы ведь за поруганную Родину нашу мстим!

– Я буду глотки им рвать, вот увидите! – почти взмолился Иван. – Дайте мне другую одежду!

Дрозд расхохотался.