Полковник Кварич

– Боюсь, – продолжала она, смеясь, – что вас не слишком хорошо накормят за все ваши труды, а насколько я знаю, солдаты – любители плотно поужинать.

– Откуда вы это знаете, мисс де ла Молль?

– О, от бедного Джеймса и его друзей, которых он привозил сюда. Кстати, полковник Кварич, – продолжила она, и ее голос чуть дрогнул, – вы были в Египте, я знаю, потому что я так часто видела ваше имя в газетах. Вы когда-нибудь встречали там моего брата?

– Я немного его знал, – ответил он. – Но только совсем немного. Я не знал, что он ваш брат или, если на то пошло, что у вас был брат. Он был бравым офицером.

Чего полковник однако не сказал, так это, что Джеймс де ла Молль был одним из самых сумасбродных и экстравагантных молодых людей в экстравагантном полку, и по этой причине Кварич избегал его общества в тех немногих случаях, когда судьба сводила их вместе. Возможно, Ида, с ее женским чутьем, догадалась по его тону, что за этим замечанием что-то стоит, во всяком случае, она не стала расспрашивать полковника о подробностях их короткого знакомства.

– Он был моим единственным братом, – продолжила она. – Нас всегда было только двое, и, конечно, его смерть стала для меня большим ударом. Отец так и не оправился от него, хотя… – и она внезапно умолкла и положила голову на руку.

В этот момент они услышали, как сквайр спускается по лестнице, крича что-то на ходу слугам.

– Тысяча извинений, моя дорогая, тысяча извинений, – проревел он, входя в комнату, – но если ты простишь мне подробности, я был совершенно не в состоянии обнаружить местонахождение некой необходимой части мужского гардероба. А теперь, полковник Кварич, вы возьмете под руку мою дочь? Впрочем, стоп, вы не знаете дорогу – давайте лучше я вас поведу.

С этими словами он вышел из вестибюля и, повернув налево, повел их по длинному коридору в столовую. Это помещение с его дубовыми панелями было похоже на вестибюль, но стены здесь были увешены фамильными и прочими портретами, включая весьма любопытную картину самого замка в том виде, как тот выглядел до его разрушения во времена Кромвеля. Картина эта была написана на массивной дубовой доске и задумана в весьма причудливом и торжественном стиле. На переднем плане неизвестный художник изобразил оленей и лошадей, которые, согласно любому правилу пропорции, были примерно вдвое больше ворот замка. Очевидно также, что картина была древнее нынешнего дома, построенного в конце семнадцатого века, и, вероятно, была перенесена на свое теперешнее место из развалин замка.

Как бы то ни было, она давала весьма наглядное представление о том, каким было это родовое гнездо семейств Буасси и де ла Молль до того, как Круглоголовые сравняли его с землей. Сама столовая была вместительной, хотя и не большой. Свет проникал в нее через три узких высоких окна, выходящих на ров, а сама комната производила впечатление солидности и комфорта. Массивный стол из черного дуба, необычайной прочности и веса, дополнял буфет из того же материала и, очевидно, одного с ним времени, причем оба предмета мебели были, как гордо сообщал своим гостям мистер де ла Молль, реликвиями замка.

На этом буфете стояли несколько предметов старинного, массивного серебра, на каждом из которых были грубо выгравированы три сокола или герб семьи де ла Молль. Один предмет, очень старый поднос, украшал герб Буасси – раскидистый дуб на претенциозном геральдическом щите, призванный показать, что он здесь еще со времен того де ла Молля, который в правление Генриха Седьмого приобрел эти земли, женившись на наследнице рода Буасси.

Разговор за ужином, который, надо сказать, был довольно прост, повернулся таким образом, что старый сквайр вручил Гарольду Кваричу поднос, чтобы он мог лучше его рассмотреть.

– Весьма любопытно, – произнес он. – И много у вас подобных вещей, мистер де ла Молль?

– Вообще-то нет, – ответил тот. – А жаль. Все остальное пропало во времена Карла Первого.

– Полагаю, пошло на переплавку, – предположил полковник.

– А вот и нет, что довольно странно. Вряд ли его переплавили. Скорее оно было где-то спрятано – я не знаю, где, или, возможно, его продали за деньги, а деньги спрятали. Но как только мы поужинаем, если вы не возражаете, я расскажу вам одну историю.

Соответственно, когда слуги сняли со стола скатерть и по старинке поставили вино на голую деревянную столешницу, сквайр начал свой рассказ, суть которого состояла в следующем.