Полюшко-поле

Затемненный четырехэтажный «Haus Elephant» внутри сиял светом. У фюрера собралось довольно многочисленное общество министров, генералов, чиновников, промышленников, журналистов и разряженных дам. В большом холле, устланном широкими зелено-коричневыми ковровыми дорожками, за столиками с белоснежными скатертями пестрели широкополые и островерхие модные шляпки. Они все время вертелись и мешали фельдмаршалу следить за лицом Гитлера.

Браухичу хотелось рявкнуть:

— Снять головные уборы!

«Боже мой, нервы шалят, все нервы», — старался взять себя в руки фельдмаршал.

Во время чаепития фюрер выступил с речью и окончательно сбил с толку и удивил Браухича. Даже после начала ошеломляющего контрнаступления русских Гитлер оптимистически оценил обстановку и оставлял в силе ранее поставленные войскам задачи. Браухич легенько толкнул Гальдера, когда верховный, впадая в экстаз, сказал:

— Вермахт по-прежнему имеет под Москвой превосходство над противником.

Возвратившись в генштаб, фельдмаршал немедленно связался с фон Боком. Разговор показался Браухичу ужасающим и постыдным. Фюрер, обходя командующего сухопутными войсками, давал группам армий свои указания.

— Страшно то, что верховный не понимает состояния наших войск и занимается «делением заплат», — глотая успокаивающие таблетки, твердил Браухич Гальдеру.

Командующий сухопутными войсками был вызван в имперскую канцелярию к тринадцати ноль-ноль. Едва Браухич переступил порог рабочего кабинета Гитлера, как тот, даже не ответив на приветствие, осыпал фельдмаршала упреками и бранью.

Браухич сносил оскорбления молча. В присутствии Геринга и Геббельса фюрер продолжал унижать недавнего фаворита, называя тактику тыловых рубежей глупой иллюзией, а планомерное отступление — самым тупоумным приказом, нарушающим принципиальное требование: не отходить ни шагу назад с завоеванной земли.

У киноаппарата застыли механики с коробками лент, доставленных с фронта на самолете. И тут только Браухич заметил, что на старинный гобелен натянуто белое полотнище. Оно скрыло вооруженных копьями древнегерманских воинов, и только внизу видны зубы дракона.

Геббельс подал знак. Электрические светильники погасли. Вспыхнул белый луч, и сухо зашелестела кинопленка.

По ветру летят клубы дыма. Горят деревянные избы, немецкие автоматчики гонят по глубокому снегу русских подростков, женщин, стариков. Привычным движением гренадеры вскидывают автоматы, и вот уже снежная буря заносит расстрелянных.

Что-то одобрительно бормочет фюрер.

Словно из-под земли вырываются стремительные огненные стрелы. Они рассекают небо. За ними тянется струистый дым.

— Играют русские «катюши», — шипит Геринг.

Возникают заснеженные леса, перелески. Немецкие солдаты ищут дорогу. Снег по колени, по пояс. Буксуют колесные машины. Танк берет на буксир грузовики.

Взрывы. Взрывы. Взрывы. Штопором ввинчивается в тучи сбитый «мессершмитт». Черные кусты дыма вырастают на брустверах окопов. Гренадеры покидают траншеи, выскакивают из блиндажей, бегут, теряют оружие, падают…

В кабинете фюрера молчание. Только сухо потрескивает кинопленка.

…По дорогам бредут какие-то сгорбленные фигурки. Это солдаты фюрера, лишенные четкого шага и военной выправки.

— Во что они превратились… — роняет растерянно Геббельс.

По оврагам, по перелескам медленно ползет какая-то грязная змея и шелестит лохмотьями мундиров. Идут солдаты, одетые в летнее обмундирование, обвязанные платками, кутаются в одеяла, в крестьянские свитки и женские шубки.

Браухич подавлен. Он слишком хорошо знает военную историю. Так бежали из России остатки наполеоновской армии.

Путь отступления усеян подбитыми танками, брошенными грузовиками, искалеченными пушками. В кюветах чернеют круглыми черепахами стальные плиты минометов.

Браухич зажмурил глаза и, когда их открыл, увидел генерал-полковника Гепнера. Тот опрометью вылетел из какой-то избы, на ходу застегивает шинель, бежит к танку.

— Мерзавец! Отдал самовольный приказ об отходе. Разжаловать Гепнера, судить! — выкрикнул Гитлер.

Разворачиваются танки, выстраиваются в колонны, ползут против дорожных стрелок с надписью «Марш на Москву!»

— Это конец блицкрига. Довольно, остановить! — бешено загремел Гитлер. Вспыхнул свет. — Армию остановить! — Глаза фюрера блуждали. — Генералы и все офицеры своим личным примером должны заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции. Я требую не обращать внимания на противника, прорывающегося в тыл наших войск. Стоять! Не отступать больше ни на шаг! Оборонять каждый рубеж до последнего солдата! Мы должны выиграть время и перебросить с Запада сорок дивизий, о чем мною уже отдан приказ. — И, скрестив на груди руки, ледяным тоном Гитлер добавил: — Я прошу вас, господин генерал-фельдмаршал фон Браухич, принять отставку.

— Я принимаю. — Короткий поклон и поворот на каблуках.

Шагая по коридору, бывший командующий сухопутными войсками думал: «Парадоксальный случай: ефрейтор сместил с поста генерал-фельдмаршала. Теперь он сам будет вести войну. А в этом вопросе мой нос стоит всего его лица с чарличаплинскими усиками».

ЭПИЛОГ