Полюбить незнакомца

Клэр ответила коротким поклоном и повернулась к печи. Может, ей следовало величать его «сэром» и сделать реверанс, как подобает поварихе или посудомойке? Нет, это было бы слишком претенциозно, к тому же она не привыкла сгибать спину перед незнакомыми людьми. Он был достаточно красив, – подумала она, – хорошо одет, и, вероятно, настоящий джентльмен. И разговаривал с ней в более дружеском тоне, чем принято говорить джентльмену, обращающемуся к посудомойке. Она постаралась забыть о нем и принялась за чистку картошки.

В тот вечер за ужином, когда Клэр с отцом заняли свои места по разные стороны обеденного стола, она принялась украдкой изучать его лицо. Было ясно, что он предпринимал усилия, чтобы изменить к лучшему свою внешность. Может, именно сегодня вечером он намеревался сделать предложение миссис Лоусон? Однако с какой стати? У него не было ни титула, ни достойного дома – лишь вот эта развалюха, да и он сам в придачу. Было ли этого достаточно для миссис Лоусон, которая, по слухам, оставляла на ночь свои украшенные гербом кареты на дорожках возле своего дома? Судя по озабоченному виду отца, он, конечно, размышлял над этим.

Ночью она проснулась, услышав звон копыт отцовской лошади. Напряженно прислушиваясь, словно любой звук за окном мог донести до нее слабый намек на ответ миссис Лоусон, она услыхала, как грохнула парадная дверь, как зазвенели стекла в кабинете и наконец послышались тяжелые шаги на лестнице, словно идущий был погружен в глубокие мысли. Шаги замерли возле ее двери, и в прорези под ней Клэр увидела полоску света от зажженной свечки. Клэр села в кровати, все тело ее напряглось, словно струны, натянулись нервы. Почему он не пошел сразу к себе? По какой причине? Почему ему стало интересно, спит она или бодрствует? Свет от свечи не дрожал. Может, он прислушивался, напрягая слух, как и она? Прежде ему было абсолютно все равно, досаждали ли его шумные вечеринки жене и дочери.

В комнату через незашторенное окно проникал лунный свет, и она ясно увидела, как поворачивается круглая ручка двери. Она до подбородка затянула на себя простыню и наблюдала, как медленно отворяется дверь.

Хэркорт, держа свечу в вытянутой руке, бросил, на нее взгляд. Он слегка пошатывался, и пламя от этого колебалось, но, по ее мнению, он не был сильно пьян. Об этом свидетельствовали только его глаза – они слегка утратили фокус и были рассеянно-созерцательными.

– Ты не спишь, – сказал он, словно не ожидая этого.

– Да, не сплю, – ответила Клэр, уставившись в упор на покачивающуюся фигуру, пытаясь догадаться о причине его вторжения к ней в спальню.

– Почему бы тебе не отправиться в кровать, папа? Посмотри, ты закапал воском рукав.

Он раздраженно нахмурился – то ли на нее, то ли на свечу, она не могла сказать этого с уверенностью.

– Она может взять меня на таких условиях, – пробормотал он сквозь зубы.

Клэр стало не по себе, и она пошевелилась. Если он хотел поговорить с ней о миссис Лоусон, то почему не отложить разговор до завтра? Сделал ли он предложение этой женщине? В его облике не было ничего такого, что могло указывать на восторг удачливого ухажера или на уныние отвергнутого претендента. Он как-то странно, не отрываясь, глядел на Клэр. – Вероятно, сегодня впервые он смотрел на нее по-настоящему. Что скрывалось за его упорным взглядом? Что бы там ни было, это ничего хорошего ей не сулило, – подумала она про себя.

Он сделал еще несколько шагов вперед, и Клэр сильнее сжала пальцами простыню. Потом он повернулся, расплескивая по полу капли воска и, спотыкаясь, вышел из спальни. Она слышала, как он закрыл дверь. Лунный свет ярко сиял на панели затворенной двери.

2

Она молча разглядывала филенки двери, за которой исчез ее отец. Выпивка, вероятно, все же оказала воздействие на его голову. Почему он покряхтывал? Она улеглась, накрывшись поудобнее одеялом. Завтра утром он станет прежним Хэркортом, старым, раздраженным человеком в плохом настроении, а ночной визит к ней, конечно, напрочь выветрится у него из памяти. Этот разговор можно забыть, отнести на счет простого ворчания пьяного. Она заснула, успокоившись от этой мысли.

На протяжении нескольких дней ей казалось, что ее предположение справедливо. Не было произнесено ни слова, которое можно было принять за опровержение этого, и жизнь продолжалась, идя по нормальной, наезженной колее. Она придавала значение лишь одному разговору, который произошел с отцом у него в кабинете.

– Благодарю, – вдруг, к ее удивлению, произнес он, и Клэр, давно отвыкшая от проявлений простейших форм вежливости, в недоумении уставилась на него.

– Почему ты одеваешься как кухонная посудомойка? – спросил он с ноткой раздражения в голосе. – Этот твой чепец – уже слишком.

Клэр, положив руки на стол, наклонилась вперед.