Полиция, полиция, картофельное пюре!

Без двадцати час с вокзала ушел последний поезд. Без четверти два из Лунда сообщили, что Пальмгрен жив. В три часа оттуда пришло новое известие. Фру Пальмгрен чуть не в шоковом состоянии, и вести допрос практически нельзя. Тем не менее она сказала, что рассмотрела стрелявшего и уверена, что не знает его.

– А он, похоже, шустрый парень, этот лундский констебль, – зевая, сказал Монссон.

Сразу после четырех опять позвонили из Лунда: врачи решили пока что не оперировать Пальмгрена. Пуля вошла в голову за левым ухом, и трудно сказать, какие причинила нарушения. Общее состояние пациента для данных обстоятельств хорошее.

Общее состояние Монссона хорошим не было. Он устал, у него пересохло в горле, и он без конца ходил пить воду в туалет.

– А можно жить с пулей в голове? – спросил Скакке.

– Да. Такие случаи бывают. Иногда ткань образует оболочку вокруг пули, и человек поправляется. А если бы врачи попытались ее достать, он мог бы умереть.

Баклунд, как видно, намертво вцепился в «Савой», потому что позвонил в половине пятого и сказал, что он отгородил и опечатал часть ресторана, ожидая, когда из технического отдела придут обследовать место преступления, а придут они не раньше, чем через несколько часов.

– Спрашивает, не нужен ли он здесь, – спросил Скакке, прикрывая трубку ладонью.

– Единственное место, где он, будем надеяться, нужен, – это дома, в постели своей жены, – сказал Монссон.

Скакке передал это Баклунду, слегка смягчив выражения. Потом сказал:

– Думаю, мы можем вычеркнуть из списка Бультофту.[2] Последний самолет ушел оттуда пять минут двенадцатого. Никого по приметам схожего с преступником на нем не было. Следующий рейс в половине седьмого, на него билеты проданы еще позавчера, и никто места не спрашивал.

– Хм, – пробормотал Монссон, – позвоню-ка я сейчас человеку, который страшно не любит, когда его будят.

– Кому? Начальнику полиции?

– Нет, тот наверняка спал не больше нас с тобой. Кстати, в девять часов из Мальмё в Копенгаген пошел маршрутный катер на подводных крыльях. Постарайся выяснить, какой именно.

Задача оказалась неожиданно трудной, и прошло полчаса, прежде чем Скакке смог доложить:

– Он называется «Бегун» и сейчас стоит в Копенгагене. Удивительно, до чего люди злятся, когда их будит телефон.

– Можешь утешать себя тем, что мне сейчас достанется куда больше, чем тебе, – сказал Монссон.

Он пошел в свой кабинет, снял трубку, набрал код Копенгагена, потом номер домашнего телефона Могенсена, инспектора уголовной полиции. Насчитал семнадцать гудков, пока в трубке послышался невнятный голос:

– Могенсен.

– Привет. Это Пер Монссон из Мальмё.

– Чтоб тебя перекосило, – сказал Могенсен. – Ты знаешь, который теперь час?

– Знаю, – ответил Монссон. – Но это важное дело, срочное.

– Провалились бы вы к дьяволу с вашими срочными делами, – с ненавистью сказал датчанин.

– Вчера у нас в Мальмё было покушение на убийство. Стрелявший мог улететь в Копенгаген. У нас есть его приметы.

Потом он изложил всю историю, и Могенсен недовольно сказал:

– Черт побери, ты думаешь, я волшебник?

– Вот именно, – ответил Монссон. – Позвони, если что найдешь.

– Пошел ты к лешему, – сказал Могенсен на неожиданно чистом шведском и бросил трубку.

Монссон потянулся и зевнул. Позвонил Баклунд. Сказал, что место преступления оцеплено.

Было восемь утра.

– До чего же он настырный, – сказал Монссон.

– Что дальше будем делать? – спросил Скакке.

– Ничего. Ждать.

Без двадцати девять позвонили по личному телефону Монссона. Он взял трубку, с минуту или около того слушал, прекратил разговор, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», и крикнул Скакке:

– Звони в Стокгольм. Прямо сейчас.

– А что сказать?

Монссон взглянул на часы.

– Звонил Могенсен. Он говорит, что швед, назвавший себя Бенгтом Стенссоном, этой ночью купил билет Копенгаген – Стокгольм и торчал на аэродроме несколько часов. Наконец он сел в самолет САС, который вылетел в семь двадцать пять. Самолет должен приземлиться в Стокгольме максимум десять минут назад. У этого парня все приметы, кажется, совпадают. Надо, чтобы автобус, который повезет пассажиров в город, остановили у аэровокзала и этого человека взяли.

Скакке набросился на телефон.

– Все, – через минуту произнес он, еле переводя дух. – Стокгольм этим займется.

– С кем ты говорил?

– С Гюнвальдом Ларссоном.

Через полчаса зазвонил телефон Скакке. Он рванул трубку, выслушал то, что ему сообщили, и остался сидеть с трубкой в руках.

– Лопнуло, – сказал он.

– Вот как? – лаконично заметил Монссон. – А ведь у них там было двадцать минут в запасе.

III

Эти же слова прозвучали в Стокгольме, в отделении полиции на Кунгсхольмсгатан.

– Лопнуло! – Красная, потная физиономия Эйнара Рённа показалась в дверях кабинета Гюнвальда Ларссона.

– Что лопнуло? – отсутствующим тоном спросил Ларссон.