Птичка-Вера выпорхнула из автомобиля, приветливый чело-век из сторожки открыл дверь на веранду, и мы вошли туда. Вера открыла окна, чтобы проветрить помещение, и пригласила меня присесть на диван за стол на той же веранде. Человек из сторож-ки – Василий и водитель Сергей помогали Вере разобраться по хозяйству. Вскоре стол на веранде стал гораздо живописнее из-за свежих цветов в вазе и таких же продуктов на тарелках. Вера сама зашла в комнату, принесла бутылку виски и вина из холо-дильника, баллон с газировкой, видимо, для меня, памятуя мои мучения при питье коньяка. Накрыв стол, Сергей и Василий уда-лились, как мне показалось, в один из флигелей, а мы с Верой остались вдвоём. Вера сделала звонок по телефону, который сто-ял тут же на веранде, и с кем-то поговорила вполголоса. Я услы-шал только слова «мама» и «приехали». Потом Вера быстренько спустилась с веранды по лестнице и, как мне показалось, зашла в другой флигель.
Минут через пять Вера опять была со мной, она поводила меня по дому, показала помещения. Она делала это так, как буд-то намеревалась поселить меня здесь, с собой вместе. С веранды дверь вела в большую комнату с круглым столом посреди её. Из большой, две двери вели в небольшие комнаты, друг против дру-га – одна из них – спальня, а другая – рабочий кабинет. Прямо с веранды лестница вела на второй этаж, который был существен-но меньше по площади, этакой башенкой, где, как сказала Вера была комната для гостей с удобствами. Вера мельком показала мне свою спальню, и, подробнее рабочий кабинет с библиотекой, книги в которой располагались на настенных полках, располо-женных от пола до потолка. Книг было много и меня поразило то, что многие из них были старинные. Зачем молодой Вере ста-ринные книги, например, энциклопедия Брокгауза-Ефрона? Я
73
подошёл поближе к полкам и, буквально, замер от изумления и радости – рядом с Брокгаузом-Ефроном красовался золочёный, любимый мной, трёхтомник «Мужчина и женщина»!
– Вера, – почти закричал я, – Вера, у тебя, оказывается, есть моя, можно сказать, настольная книга! А я так сожалел, что не взял её, по крайней мере, второй том – мой любимый!
Вера серьёзно посмотрела мне в глаза и уверенно спросила:
– Глава двенадцатая?
– Да, – упавшим голосом подтвердил я, – барон Альбрехт фон Нотхафт, приват-доцент из Мюнхена, «Болезненные проявления полового влечения», знаю близко к тексту!
Вера подошла ко мне и едва достав, положила руки мне на плечи.
– Мы – люди оттуда! – голосом, не допускающим сомнение, провозгласила она свой вердикт, и указала на упомянутый вто-рой том, – ты Евгений, кем будешь?
Я забегал глазками, – только не признаваться!
Вера придвинула меня вплотную к себе и ещё раз грозно спросила:
– Итак, Женя, кто ты?
упал перед ней на колени и слабым заикающимся голоском принялся умолять:
– Прости, госпожа, хочешь бей, хочешь, убей меня, но не гони от себя, я умру без тебя! Я, раб твой на всю жизнь, я люблю тебя, накажи меня, если я виноват, но не гони от себя!
почти упал на пол, я целовал ей сперва колени, затем опу-стившись губами ниже, я почти впился поцелуем в её ножку, обутую в так любимую мной белую туфельку, я не мог оторвать-ся от этих поцелуев. Что-то неведомое раньше, овладело мной, наслаждение разливалось по телу, и я просто убил бы того, кто попытался бы оторвать мои губы от ножек Веры. И почему-то я повторял одни и те же слова, от которых Веру одолевал непрео-долимый истеричный смех:
– Бей меня, госпожа, я виноват перед тобой, бей меня!
Вера наклонилась, подняла мою голову, поцеловала в запла-канные глаза. Я заметил, что и у неё на глазах были слёзы.
74
– Ты что, правда хочешь, чтобы я наказала, побила тебя? – се-рьёзно спросила она.
– Да, да, пожалуйста, но не гони от себя! – как идиотик повто-рял я.
Вера быстро, но ласково освободилась от моих рук, обнимав-ших её, и нанесла мне молниеносные, неожиданно сильные две пощечины. Щеки загорелись у меня огнём, как тогда в классе от пощёчин Игоря. Меня охватило то самое «болевожделение», что так поразило меня в случае с Игорем. «Да, я точно мазохист!» – подумал я, – но хорошо это, или плохо?»
Вера ещё и ещё раз ударила меня своими маленькими, акку-ратными ладошками по щекам, которые пылали, как раскалён-ные утюги. Я хватал её ладони, целовал их и спрашивал, не боль-но ли ей самой?
В результате наш сеанс садомазохизма окончился слезами, поцелуями и сладчайшим соитием прямо на паласе в кабинете.
– Всё, жребий брошен! – только и промолвила Вера, когда об-рела дар речи. – Мы были созданы друг для друга, и вот мы встре-тились! Мне за всю свою жизнь не встретился никто, похожий на тебя. Они обижались на мои удары, начинали драться, отвечать тем же, ничего в жизни не понимая! Ты первый, кто понимаешь меня, и первый, кто получает от моих ударов удовольствие, сек-суальную сладость, то, что немцы называют вòллюст!
Вера смазала мои разрумянившиеся щёки детским кремом (о, опять и опять – этот детский крем!), постоянно целуя меня. А я, только придя в себя, повторял не переставая: