Полигон. Знаки судьбы

Попутно расскажу об одной ситуации, которая однажды сложилась на Полигоне. Когда-то, на заре организации Полигона, приказом Министра обороны ему были определены две организационные структуры, в составе которых должны были находиться танки и боевые машины, проходящие или прошедшие испытания. Так появились испытательный танковый батальон и танковая рота хранения. Воинские должностные категории офицеров в этих формированиях соответствовали аналогичным должностным категориям в войсках. А по численности боевых машин была огромная разница. В войсках рота насчитывала 10 танков, батальон – 32 танка. В испытательном батальоне Полигона численность боевых машин не была постоянной, но не опускалась ниже 100 единиц. А в роте хранения Полигона было более 100 машин. История произошла вскоре после моего ухода с Полигона, когда хорошие человеческие связи ещё сохранялись. На Полигон был назначен новый начальник, генерал-майор. Он долгие годы служил в войсках, а на Полигон пришел из Академии с должности начальника кафедры эксплуатации бронетанковой техники. Вступив в должность начальника Полигона, он начал знакомиться с подразделениями. Побывав в нескольких испытательных отделах, он зашёл в роту хранения. Командира роты и его заместителя на месте не оказалось, нового начальника встретил старшина роты. Он представился, как и положено: “Старшина роты старшина сверхсрочной службы такой-то”. Фамилию этого старшины не помню, но в лицо его я хорошо знал. Генералу почему-то пришло в голову спросить у старшины, сколько в его роте машин. Старшина ответил: “В роте 118 машин, товарищ генерал”. Генерал знал, что в роте должно быть 10 машин, он закрыл глаза, помотал головой и повторил вопрос: “Вы, наверное, меня не поняли. Я спрашиваю, сколько у вас в роте машин”. Старшина повторил ответ слово в слово. Генералу стало плохо, он покачнулся, но окружающие из свиты его подхватили, не дали упасть. Срочно вызвали врача из медсанчасти Полигона. Врач, жена моего первого начальника отдела, определила, что генерала надо везти в госпиталь. У него оказался инфаркт миокарда. Он долго пролежал в госпитале, потом его отправили в отпуск. А закончилось всё тем, что начальником Полигона он пробыл менее года и ушёл в отставку. Вот такая грустная история.

Рассказ 19-й Несостоявшаяся командировка на полигон в Капустин Яр

В 1961 году на ракетном полигоне Капустин Яр, расположенном в низовье Волги, за Волгоградом, на левом берегу, планировался показ ракетной техники первому секретарю ЦК КПСС. На этот показ, в порядке исключения, пробился конструктор танкового КБ Ленинградского металлического завода К. с тяжелым танком Т-10М, оснащённым не просто стабилизатором пушки, но и стабилизированным прицелом. Правильнее говорить, прицелом со стабилизированным полем зрения. Собственно, из-за этой системы стабилизации вооружения К. и удалось просунуть этот танк на непрофильный для него показ военной техники.

В те годы отечественное танкостроение было единственным в мире, выпускавшим танки со стабилизатором вооружения. Стабилизатор пушки обеспечивал при стрельбе с ходу вероятность попадания снаряда в бортовую проекцию танка, равную 60 % (0,6). Прицел со стабилизированным полем зрения позволял довести этот показатель до 70 % (0,7). Прошу извинить меня за то, что вероятность выражаю не в долях единицы, что было бы правильно, а в процентах. Но так она выражалась во всех официальных документах. Правда, и называлась она часто не вероятностью попадания, а эффективностью поражения. А это было совсем плохо, так как одно дело «попасть», а другое дело «поразить». Не всякое попадание приводит к поражению.

Стабилизатором вооружения танка Т-10М в Кубинке занимался я. Меня начальство и определило в число участников показа. Экипаж танка тоже должен был быть нашим, кубинским. По статусу полигона Капустин Яр, для командировки на него нужен был допуск по режиму секретности более высокого уровня, чем требовался на нашем Полигоне. Все офицеры при получении первого офицерского звания автоматически получали допуск к секретным документам и секретной военной технике и вооружению по так называемой второй форме. При посещении учреждений других министерств нам и выдавали справку, в верхнем правом углу которой и было написано “форма вторая”. Определением уровня персональной формы допуска занимался КГБ. Для посещения полигона Капустин Яр требовался допуск по первой форме. Соответствующие документы на мою персону и были отправлены в КГБ. Чтобы пояснить, с какой подробностью в этом пакете документов должна была быть написана автобиография, замечу, что я должен был указать не только дату смерти отца, но и кладбище, на котором он похоронен и номер могилы. Для этого моей матушке пришлось сходить на Даниловское кладбище и узнать этот самый номер. Примерно через два месяца я получил разрешение на допуск по первой форме. И стал готовиться к показу. Он должен был состояться в мае.