Полигон смерти

Только сейчас этот въезд заблокирован: в нём неловко, наискось раскорячившись, горит большая машина, судя по габаритам, что-то вроде военного «Урала». Полыхает жарко и люто, аж гудит, в проезде получается аэродинамическая труба, тяга там дай боже.

Так что просквозить через двор не получится при всём желании.

Во-первых, мимо горящей машины вряд ли даже в специальном пожарном комплекте протиснешься.

Во-вторых, даже если бы и возникла мысль сдуру покамикадзить, всё равно не дали бы: из-за баков на меня смотрят два ствола и к каждому в комплекте прилагается прищуренный глаз.

То есть, если кто не совсем понял: за баками изготовились двое, они в меня целятся и готовы стрелять.

Вот это я попал.

Позади дружинники.

Впереди молчаливые стрелки.

Молчаливые — это нехорошо. Это стократ хуже, чем крикуны, ибо у тех между словом и делом есть хотя бы какой-то зазор, в который можно вставить пару умных фраз на предмет разрядить обстановку…

А у молчунов зазора нет по определению, ибо нет собственно слова. Они действуют сразу.

— Оружия нет! — без особой надежды на успех крикнул я, поднимая и показывая руки. — За мной гонятся!

— Кругом! — чётко поставленным командным голосом скомандовал ближний ко мне стрелок. — Куртку сними.

Я послушно выполнил эту и последующие команды: повернулся, снял куртку, встряхнул её, покрутился, показывая, что не вооружён и всячески демонстрируя полнейшей миролюбие.

И все эти мгновения, пока меня крутили из стороны в сторону, лихорадочно соображал…

Командный голос, это хорошо, военные сейчас были бы очень кстати…

С другой стороны: а какие это военные?

Те, что вчера ночью у гастронома, судя по всему, тоже были не штатскими. Но с такими военными, сами понимаете, лучше не встречаться. Теперь надо быстро думать, как правильно представиться, а то ляпнешь что-нибудь не то, и привет…

— Ближе подойди, — один из стрелков привстал с колена, вышагнул из-за бака и сразу стало видно, что он облачён в бронежилет с буквами «ФСБ».

— Я свой! — радостно крикнул я, засовывая руку в карман. — Вот, у меня тут…

— Стоять! — стрелок опять посунулся за бак и наставил на меня ствол. — Руки!

— Удостоверение, — пояснил я, послушно вздымая рыки. — Я свой, я… наш…

— Какой, на хрен, «свой», — пробурчал второй стрелок. — Всех своих мы знаем.

— Я из области, — заторопился я. — Точнее, из Москвы, мы с Гордеевым…

— С каким Гордеевым?

— Ну как — с каким?! С Виктор Иванычем, зам-нач УФСБ…

Тут со стрелками случился припадок внештатного дружелюбия: забыв об осторожности, они выскочили из-за баков и принялись обнимать меня, тискать, тормошить и радостно восклицать «мы спасены!», «вот это оперативность!» и «я знал, знал!!!».

— А я говорил тебе! Говорил! А ты не верил!

Их покрытые копотью лица лучились таким восторгом, что мне стало неловко: я ещё не понял, в чём дело, но уже почувствовал себя… лжепророком, что ли… или лже-мессией…

В общем, налицо было какое-то недоразумение. По логике, неурочное появление отдельно взятого приблудного сотрудника, да ещё из другой службы, не должно было вызвать такую бурю эмоций.

Что-то здесь не так.

Когда припадок слегка утих, они стали задавать странные вопросы:

— А где колонна?

Про колонну я был не в курсе, поэтому отвечать не стал, а потребовал немедленной встречи со старшим и наконец-то предъявил удостоверение.

Удостоверение моё никого не интересовало, едва глянув на него, первый стрелок провёл меня через пожарный выход, и радостно крикнул:

— Михалыч, тут один наш из области прорвался! От Гордеева! Колонна на подходе!

Затем он предупредил:

— Фойе простреливается насквозь, двигайся строго возле стенки, на карачках. Встанешь в рост — получишь пулю с первого этажа, шаг от стены — получишь пулю со второго и выше. Услышишь хлопок — падай, могут с подствольника[5] пальнуть. Давай, удачи…

… и убыл обратно на «пост».

Ага, хорошее такое напутствие.

Жизнеутверждающее.

* * *

Помните, в фойе были витрины?

Сейчас они отсутствовали.

Пол усеян битым стеклом и густыми хлопьями сажи, кое-где видны пятна крови. На полу и на стене — многочисленные выщерблины от пуль, вполне наглядно очерчивающие «мёртвую зону», примерно полтора на полтора метра. Очевидно, «шаг от стены — пуля, встанешь в рост — пуля» — это не прогноз на перспективу, а правило, подтверждённое печальной практикой.

Пахло порохом и жжёнными тряпками.

От буфета в сторону ближайшей выбитой витрины тянулся дымный шлейф: там горел костёр, вокруг которого сидели люди.

Двери в зрительный зал были открыты, оттуда доносился тихий надсадный стон.

На полу, у ближней ко мне стены, валялись детские рисунки. Стендов не было, скорее всего, их забрали на дрова.

По рисункам безжалостно потоптались грязными подошвами, но вряд ли из вредности: вдоль стены «мёртвая зона», отсыпанная штукатуркой из пробоин, поэтому там все и перемещаются.

Фредди-Мороз Дениса на удивление хорошо сохранился, его даже не заляпали грязью, только слегка помяли.

Посмотрел я на эти рисунки и что-то у меня внутри оборвалось и защемило…