Полигон смерти

Итак, я был препровождён в гостиную и чуть ли не под овации торжественно отрекомендован полутора десяткам представителей местной творческой интеллигенции. Никого, впрочем, особо не запомнил, кроме художника Коробова, и то только потому, что Нинель заблаговременно предупредила о нём как о возможном конкуренте.

Публика была в основном среднего возраста. Исключение составляла сухонькая старушка в чёрных кружевах, молчаливой тенью притаившаяся в дальнем углу и пристально рассматривавшая меня через антикварный лорнет, и гармоничная молодая пара: готического вида девица с ярко-чёрными губами и пирсингом где только можно, и живописный рокер-металлист, густо-волосатый, в рваных джинсах и кожаной жилетке с обилием массивных стальных клёпок.

Унылым хмырём Коробов не выглядел. Это был высокий мужчина очень интеллигентной наружности, с тонкими чертами лица и вислым чувственным носом, с тщательно крашенной и завитой под цыгана шевелюрой а-ля «Кузьмин после наркодиспансера», в ковбойской клетчатой рубашке и с нежно-голубым газовым шарфиком на шее. Вообще, присмотревшись, я обратил внимание что почти у всех особей мужска полу имеются разнообразные шейные аксессуары. За исключением разве что младого металлиста, расхристанного почти что до пупа: но у него был такой мощный подшерсток, что здесь шарфик без надобности, и так хорошо.

Видимо, шарфик — это такой местный тотемный признак принадлежности к творческой интеллигенции. Своего рода тайный знак. Надо будет взять на заметку, не зря я давеча в ДК про шарфик подумал.

— Валерий Коробов. Карикатурист, мастер плаката. Мы некоторым образом коллеги.

Голос у Коробова был низкий, можно сказать, трубный, а вид какой-то печально-отстраненный, как будто ему недавно сообщили некую страшную весть и он до сих пор не смог прийти в себя. Очевидно, именно это имела в виду Нинель, когда говорила, что он унылый.

Признаюсь, мне даже стало его жалко, ибо имелись подозрения, что Коробов переживает из-за моего внезапного появления.

Пока знакомились и расшаркивались, выяснилось, что Катя убыла обратно в ДК. В общем, воспользовалась моментом и удрала под шумок. Я несколько растерялся и даже сделал движение к выходу, но Нинель немедля среагировала и жарко нашептала на ухо, что беспокоиться не стоит, Катя будет через полчаса и просила непременно её дождаться.

— «Дождаться», значит… — печально прогудел подслушивавший Коробов. — Всё ясно…

— А ты не подслушивай, хмырь, — неприязненно пробурчала Нинель. — Тебя это не касается.

— Да где уж мне… Подслушивать… — печально прогудел Коробов и с достоинством отошел подальше. — Я старый и немодный…

Нет, я не утрирую, Коробов не говорил, а именно гудел. Думаю, если его как следует раскормить и выгнать лишнюю томность батогами, получился бы прекрасный бас-профундо.

Немного поспорили, звать ли на велико-Московского гостя (на меня, стало быть) публику с кухни.

Виталик был категорически против:

— Господа! Вы настолько пьяны, что готовы допустить такое непотребство?

Из скоротечных дебатов я понял, что на кухне заседает компания Валентины, мамы Нинель («торговая мафия», как с презрением отзывался о компании Виталик), сплошь мужланы, плебс, а местами даже выродки. У них тут, по-видимому, было некое разделение сфер влияния на период крупных междусобойчиков, и Виталик не хотел нарушать статус-кво даже ради такого высокого гостя, как я.

— Этому быдлу попробуй хотя бы разок уступи — оно сразу подумает, что всё теперь можно, и будет тут постоянно топать своими коваными копытами и гадить прямо на пол! Ненавижу!

О как. Грубовато в силу указанных выше флуктуаций, но зато какая экспрессия.

В итоге сошлись на том, что пригласят только Валентину, а остальные пешком постоят, не маленькие.

Нинель сбегала на кухню и через пару минут вернулась с мамой и кучей тарелок с разнообразными домашними маринадами и закусками.

Мама Валентина — такая же пышка как и Нинель, только чуть погабаритнее (а в районе бюста дважды чуть или даже совсем не чуть) и, естественно, постарше, была уже заметно навеселе, поэтому на мой странный внешний вид внимания не обратила.

Видимо, Нинель отрекомендовала «высокого гостя» в самых выгодных тонах: Валентина без преамбул обняла меня с не женской силой, чуть не придушив колоссальным бюстом, расцеловала куда попало и с чувством воскликнула:

— Поздравляю! Шикарный выбор! Молодец, какой молодец!

— Ну вот… уже и «поздравляю»… — печально прогудел Коробов.

— Заткнись, хмырь! — неожиданным хором воскликнули Нинель с мамой, а мама ещё и добавила: — А то я те ща здоровье-то поправлю!

— А ну, кому там поправить? — раздался хриплый голос из дверного проёма.