Полярный конвой. Пушки острова Наварон

«Боже мой! Неужели опять! Неужели здесь, в Скапа-Флоу!»

Эти слова были у всех на устах, в умах и сердцах семисот двадцати семи измученных, постоянно недосыпающих, озлобленных моряков в тот хмурый зимний вечер на рейде Скапа-Флоу. Ни о чем ином они и не могли думать, заслышав повелительный окрик горна, от которого тотчас замерла работа в машинных отделениях и кочегарках, на лихтерах, откуда шла погрузка боеприпасов, на нефтеналивных баржах, в камбузах и служебных помещениях.

Лишь одним этим были заняты мысли оставшихся на вахте в нижних палубах. Еще острее почувствовав отчаяние при пронзительных звуках тревоги, разорвавших благодатную пелену забытья, они с тоскующей душой и больным разумом тотчас вернулись к жестокой действительности.

По странному стечению обстоятельств минута эта была роковой. «Улисс» мог бы в эту самую минуту навсегда окончить свое существование как боевая единица. Это был именно тот момент, когда озлобленные, измученные люди, едва успевшие несколько прийти в себя в сравнительной безопасности защищенного сушей рейда, могли восстать против беспощадной системы немого, бездушного насилия и принуждения, убивавшей в человеке душу живую. Более подходящего для мятежа момента не могло и быть.

Минута эта пришла – и была упущена. Такая мысль лишь на какое-то мгновение коснулась умов и тотчас исчезла, заглушенная топотом ног разбегавшихся по боевым постам людей. Возможно, тут сыграл свою роль инстинкт самосохранения. Хотя вряд ли – на «Улиссе» давно перестали заботиться о себе. Возможно, то было просто флотской дисциплиной, преданностью своему командиру или тем, что психологи называют условным рефлексом, – заслышав визг тормозов, вы инстинктивно отскакиваете в сторону.

Возможно также, тут было что-то иное.

Как бы там ни было, все помещения корабля были задраены по боевой тревоге за две минуты. На верхней палубе оставались лишь вахтенные матросы, обслуживающие шпиль. Никто не верил, что здесь, в Скапа-Флоу, их может подстерегать какая-то опасность, но все отправились на свои боевые посты – молча или бранясь, в зависимости от натуры. Люди шли с мрачным видом, неохотно, возмущаясь, сетуя на тяжкую свою долю. Но все-таки шли.

Отправился на свой пост и контр-адмирал Тиндалл. Он не принадлежал к тем, кто шел молча. Ругаясь на чем свет стоит, он поднялся на мостик и забрался на высокое кресло, находившееся в левом переднем углу верхнего мостика.

Посмотрел на Вэллери, находившегося на другом крыле мостика.

– Что за переполох, командир? – спросил он недовольно. – По-моему, все вокруг чисто.

– Пока ничего не могу сказать, сэр. – Вэллери озабоченным, внимательным взглядом обвел простор рейда. –

Семафор от командующего. Приказано немедленно сниматься с якоря.

– Сниматься с якоря! Но почему, старина, почему?

Вэллери покачал головой.

– Это заговор с целью лишить стариков вроде меня их послеобеденного сна, – простонал Тиндалл.

– Скорей всего, у Старра возникла очередная блестящая идея, и он решил немного встряхнуть нас, – проворчал

Тэрнер, старший офицер «Улисса».

– Только не это, – решительно произнес Тиндалл. – Он бы не посмел это сделать. И потом, как мне кажется, он человек не злопамятный.

Воцарилась тишина – тишина, нарушаемая лишь шумом падающего града и зловещим щелканьем гидролокатора, доносившимся из динамика.

– Боже правый! Взгляните, сэр! «Герцог» утопил якорь!

– вскинул к глазам бинокль Вэллери.

И действительно. На «Герцоге Кемберлендском», чтобы не выбирать якорь, расклепали якорь-цепь, и теперь нос огромного корабля, начавшего движение, стал медленно поворачиваться.

– Какого черта!. – Не закончив фразу, Тиндалл принялся изучать небо. – На горизонте ни одного самолета, ни единого парашюта. Ни радарной установкой, ни гидролокатором не обнаружено какой-либо цели. Нет ни малейшего признака того, что основные силы германского флота проникли через боновые заграждения…

– «Герцог» нам семафорит, сэр! – докладывал Бентли, старшина сигнальщиков. Помолчав, он стал медленно читать: «Немедленно займите место нашей якорной стоянки.

Пришвартуйтесь к северной бочке».

– Потребуйте подтверждения приказа! – резко проговорил Вэллери. Потом взял у матроса-сигнальщика трубку телефона, связывавшего боевую рубку с полубаком.

– Первый лейтенант? Говорит командир. Как якорь? На панер? Добро. – Он повернулся к вахтенному офицеру. –

Обе машины малый вперед. Право десять градусов.

Нахмурясь, вопросительно взглянул на Тиндалла, сидевшего у себя в углу.

– Игра в кошки-мышки, – проворчал Тиндалл. – А может, какая-нибудь другая игра, вроде испорченного телефона… Хотя нет, минуту! Глядите! Все пяти-с-четвертью-дюймовые орудия «Герцога» до отказа опущены вниз!

Взгляды Тиндалла и Вэллери встретились.

– Нет, не может быть! Боже правый, вы полагаете?.

Донесшийся из динамика громовой голос акустика (его боевой пост находился сразу за боевой рубкой) послужил ответом на вопрос контр-адмирала.

Крайслер, старший акустик, говорил четко, неторопливо:

– На мостике! Докладывает акустик! Слышу эхо.