Скамейка, на которой сидел Владимир, как бы подсказывала, что ему надо спокойно подумать о своей жизни. Как он прожил ее, что ему еще предстоит сделать, но уже на пенсии и как жить дальше. Его лицо не выражало никаких эмоций. Спокойное, с серыми глазами и светлыми волосами, тонкими губами, оставалось еще моложавым в его семьдесят лет. Грусть о прошедших годах задела его душу. Сейчас бы на старости лет вместе с женой сидеть бы дома и пить чай с любимым варением, а… Он не стал думать, что а… Маленькая слезинка упала на щеку. Солнце еще раз посветило ему и под качание веток березы перекатилось на запад. Наступили сумерки, зимние грустные сумерки, когда почему-то людям бывает грустно и они, чтобы помочь себе в том, чтобы все-таки не впадать в уныние, пытались развеселить себя.
А ему приходилось сидеть дома все длинные, зимние вечера, слушать, как завывает метель за окном его пятиэтажки, как утренние лучи солнца скользят по стенам домов и снегу, яркому и искристому. Опять на сердце встрепенулся скачок и отпустил его в дальнейший жизненный путь: в годовые кольца, словно он дерево и принимает жизнь такой, какая она есть, круг за кругом.