Мы беседовали минут двадцать, под конец скатившись уже вовсе на бытовой уровень: я описывал берега Ладоги, рассказывал про перелетных птиц, про миграции росомах. Лицензию мне выдали, не отходя от кассы, причем бесплатно. Наши бы клерки задохнулись от жадности. Пока я ждал в коридоре заполнения бумаг, мое место занял польский старпом. Он зашел и почти сразу же вышел, не справившись с установочным вопросом: «Сколько дней Вы готовились?» Мне стало смешно, когда поляк простодушно ответил: «Два часа сегодня».
Следующий день был у меня свободным, вылет на пароход был рано утром послезавтра. Поэтому пиво я пил спокойно, не беспокоясь проспать куда-то или дыхнуть на кого-то. В Роттердаме шел холодный, совсем не августовский дождь. А я в коротких штанишках, как американский турист. Однако, заставил себя прогуляться по городу, перемигиваясь с редкими прохожими. Архитектура, бесспорно, впечатляет. Манекен девушки, выпавшей из окна, на вывеске магазина нижнего белья, гигантский старинный велосипед, соединяющий железное дерево и крышу какого-то офиса, одиозный болт, протыкающий угол здания на высоте птичьего полета — все это радует глаз. Но хочется на это смотреть как минимум с женой, не говоря уже про детей. Поэтому я для отчетности пофотографировал немного и отправился в номер, где меня ожидало пиво с едой. В местный ресторан питаться я решил больше не ходить.
В четыре часа утра в субботу я сдал ключи от номера и, влекомый доброжелательным таксистом, уехал на вокзал, чтобы прежним маршрутом, но в обратную сторону, добраться до аэропорта. По пути шофер меня развлекал разговорами про своих корешей — моряков, один из которых потонул вместе с пароходом, другого расстреляли, как заложника пираты у берегов Марокко, третий тронулся рассудком, после того, как его, горемычного, бросила жена, не вытерпев двухмесячной разлуки, четвертого задавило палубным грузом при выгрузке судна. Были бы и пятый друг, которого, наверно, съели акулы, и шестой, который умер от дизентерии в Лагосе, но мы вовремя приехали. Я с чувством пожал руку одинокому, растерявшему всех своих побратимов, таксисту:
— Вот такая у нас работа — постоянно на передовой, постоянно в напряжении. Не поминай лихом!
Шофер распереживался, смахнул слезу и обнял меня, как друга. Впрочем, таких друзей я бы за янь — и в музей. Машина уехала, а я еще сплюнул ей вслед через левое плечо. В это время на меня кто-то налетел сзади, схватил за голову и смачно поцеловал в подвернувшееся ухо. Я резво отпрянул, вглядываясь, не мужчина ли? Пес их знает, европейцев с их падением нравов и легальными гамадрильными браками. На счастье нападавших, это были две пьяненькие девицы.
— Добро пожаловать в Роттердам! — закричали они, размахивая полуполными бутылками пива «Амстель». — Присоединяйся к нам, повеселимся!
Говорили они на английском, раскусив во мне иностранца. А, может, сами были иностранки.
— Не, — говорю. — Не могу. Я как раз уезжаю.
— И мы с тобой, — согласились девчонки и полезли обниматься. — Куда едем?
— В Америку, — ответил я, осторожно отстраняясь.
— Жаль! — вздохнули они. — Счастливого пути!
И ушли, размахивая полупустыми бутылками пива «Амстель», хохоча и подвывая.
Я залез в свой дешевый вагон с пластмассовыми сидушками и обрадовался одиночеству. Радость моя продолжалась недолго: мое уединение нарушила изрядно пьяная компания подростков. По нашим, по-российским законам, установленным соответствующими органами, эта пьянь должна была пристать к одинокому путнику, получить по мордам и потом жаловаться в милицию для возмещения морального вреда, либо до полусмерти его забить и благополучно избежать уголовной ответственности. Я поднапрягся, готовясь к любому развитию наших отношений, но как только поезд тронулся, голландские подростки начали поочередности блевать, а потом падать, теряя устойчивость. По запаху стало ясно, что пиво предшествовало ядовитым гамбургерам.
Лишь соседний вагон с мягкими сиденьями спас меня от ужаса созерцания изнанки доброй молодежной вечеринки. Жаль, только, что мой билет не позволял мне здесь находиться. Но то ли контролеры еще спали в столь ранний час, то ли поезд был настолько длинный, что за полчаса пути они так до меня и не добрались.
Аэропорт меня встретил кипучей активностью: самолеты улетали и прилетали, народ валялся под ногами, демонстрируя стальные нервы и крепость сна, секьюрити обыскивали каждого встречного, если это был не араб, негр или лицо кавказской национальности, уборщики ездили на машинках, оставляя за собой мокрый след (если они проезжали по спящему).