Моя переводчица предстала передо мной, объяснив, что сейчас мастер дострижет того мурлока в кресле, потом я. Сдачу с пяти долларов она даст. И ушла в свой магазин, в котором уже, наверно, томились человека три филиппинца, ожидающих свои диски караоке.
Глазеть по сторонам мне не хотелось — все глазели на меня. Стоял, возвышаясь над людской рекой, как тополь на Плющихе. Захотелось вмазать сто грамм ледяной водки, закусив селедочкой под клюквой, но быстро отогнал от себя такие мысли и мечты. Мне пока по рангу не положен такой деликатес.
Наконец, вышел круглоголовый, ожесточенно почесался на пороге и пошел по своим неведомым делам, солидно и важно неся сквозь толпу свои сто тридцать сантиметров роста.
А парикмахерша уже каркающим голосом завлекала меня внутрь. Я ступил в дверь и слегка пошатнулся: таким зрелищем у нас не балуют ни одного фаната стрижки. Под специфическим постригательным креслом лежали горы черных волос. Китаянка деловито затолкала эти волосяные кущи шваброй под зеркало и жестом предлагала мне присаживаться. Интересно, неужели все эти волосы были добыты с этого карлика? Или здесь за ночь прошли уставную обработку все призывники в народную армию Китая?
Садиться в кресло как-то не хотелось. Но убегать уже было не совсем удобно. Я внимательно присмотрелся к богатой питательной среде для париков мерзких китайских кукол, тщась углядеть внутри шевеление. Вот тогда бы я ушел с чистой совестью. Но волосы были неподвижны. Я изобразил двумя перекрещенными с растопыренными пальцами ладони и ткнул ими в направлении волосяных залежей и бровями изобразил вопрос китаянке. Та, догадавшись, визгливо и гадко рассмеялась, отрицательно помотав головой. Типа, у нее здесь все цивильно, культурно и стерильно.
Делать было нечего, я вздохнул и сел в кресло. Мне сразу же обмотали шею какой-то влажноватой тряпицей, а я тупо уставился на то, что отливало цветом вороньего крыла под зеркалом. Наверно, теперь и у меня был вид, как у давешнего моего предшественника.
Китаянка, меж тем ловко и уверенно пожужжала у меня в голове машинкой, потом энергично поцокала в опасной близости с ушами остро заточенными ножницами. Мои белесые «кудри» экзотично ложились поверх одноцветной массы, отделенной от голов китайцев. Всяких повидал «чайников», вот только светловолосых пока не пришлось. Теперь в эту парикмахерскую народ будет бегать лишь затем, чтобы посмотреть на экзотику белых локонов посреди сплошных брюнетистых прядей.
Наконец, осмелился бросить взгляд в зеркало: вроде ничего не торчит, уши на месте, неровности и «лесенки» визуально отсутствуют. Теперь расплатиться — и бежать на пароход отмываться.
Я бодро поднялся, постарался по-собачьи отряхнуться, сунул руку в карман штанов, не глядя, вытащил заветную бумажку с пятидолларовым президентом и отдал в руки парикмахерше.
Посмотрел еще на свое отражение в зеркале, подмигнул ему зачем-то и вновь повернулся к китаянке. Давать мне оговоренную сдачу она что-то явно не торопилась.
— Сдачу мне верни, — по-английски заговорил я, хотя мог бы, в принципе, и по-русски: эта дама относилась к той породе китайцев, которые считали, что все должны знать их язык, потому что они — самая многочисленная нация на Земле.
Парикмахерша замечательно и раздраженно зацыкала мне в ответ. Судя по ее интонации, рассчитывать на возвращение моих финансов не приходилось. Вообще-то двух долларов было не жалко. Но бесцеремонность, с которой меня заставляли расстаться с этой суммой, раздражала. Ведь за эти деньги я мог бы и в сам Шанхай съездить и обратно.
— Девушка, вы тут не хулюганьте! — улыбнулся я, переходя на русский, и протянул руку в красноречивом жесте.
В ответ девица указала мне в сторону двери и ногой изобразила пинок: «Проваливай!»
Все понятно, она презирает иностранцев, полагая, что в своей стране с ними можно не считаться вообще. А если, к тому же, она заподозрила мою гражданскую принадлежность к России, то ее позиция только бы укрепилась: не самый большой секрет, что помогать своим гражданам за границей наши посольства начинают крайне неохотно, да и то лишь в том случае, если это как-то политически выгодно. Однако, при таком раскладе, граждане сами начинают помогать себе. На свой страх и риск, так сказать.
Я миролюбиво попытался при помощи языка жестов на пальцах объяснить парикмахерше, что если от пяти отнять три, то пренепременно должно выйти два. Может быть, иногда три, но я все же с отличием закончил курс высшей математики в институте.
Разукрашенная девица упрямилась и позвала подмогу. Пришел какой-то китаец, похмыкал и указал мне пальцем на дверь. Я вернул ему жест обратно. Он опять хмыкнул и сел на корточки.
— Зови полицию, наглая и бесцеремонная личность, — посоветовал я ему.
Он в ответ мерзко захихикал вместе со своей подельницей.