Поляков

Стать студентом куда сложнее, чем квалифицированным рабочим. А их везде нехватка — вчерашние крестьяне не могут освоить станок. Это год Великого перелома, время сплошной коллективизации. В Москву потянулись люди из деревень. Глаза их были особые, страх был в этих глазах. Они пугались автомобилей на улицах, лифт казался чудовищем из сказки. Они были готовы на любую работу, но квалифицированной работы не знали. Страну действительно ломало, индустриализация разрывала её тело — роды были трудны. Советский Союз начинал внутреннюю войну — за промышленную перестройку. Командиров в этой войне, как ни странно, хватало, не хватало сержантов, впрочем, тогда говорили — младших командиров. Ещё в двадцать первом появились ФЗУ — школы фабрично-заводского ученичества. Тогда страна поднималась, отряхивая с себя разруху и безумие гражданской войны. Школы открывали при крупных предприятиях для подготовки квалифицированных рабочих из числа молодёжи 14–18 лет с начальным образованием.

Три-четыре года — и выпускник оставался работать, часто там, где и учился.

Ещё в 1925 году во время XIV съезда ВКП(б) полетело по стране длинное слово «индустриализация». Потом, в двадцать восьмом и двадцать девятом, на пленумах ЦК были приняты решения о новой системе подготовки кадров для народного хозяйства. Вот что говорили на пленуме: «Добиться, чтобы оканчивающие школу II ступени были подготовлены для поступления в вузы». И это Полякова вполне устраивало. Тогда же фабрично-заводские школы передали из ведения Наркомпроса самим предприятиям. Надо сказать, что тогда сложилась следующая система образования: первая ступень — начальная школа с четырёхлетним сроком обучения; семилетняя школа как фундамент всей школьной системы; вторая ступень — девятилетняя средняя школа с профессионализированным вторым учебным центром (в ряде школ). На этой же ступени были фабрично-заводские семилетки (ФЗС) — разновидность семилетней школы в промышленных центрах и районах. На селе организовали школы крестьянской молодёжи (ШКМ). И собственно школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ) преимущественно для рабочих-подростков с профессиональной установкой, но с сохранением общеобразовательных знаний в объёме семилетней школы. За ними шли рабфаки — рабочие факультеты, преддверие институтов для молодых рабочих. Поступление из них в высшее учебное заведение было гораздо более простым, почти стопроцентным — если, конечно, рабочий мог учиться^{19}.

Наряду с профессиональным обучением в школе Давалась общеобразовательная подготовка. Да только это уже время не школьных спектаклей, не экспериментальной педагогики. Из программы вычистили общеобразовательные предметы, в дело шло только то, что годилось у станка и в цеху.

Когда Поляков попал на эту фабрично-заводскую скамью, обучение шло на базе семилетки. Поляков стал одним из двух с половиной миллионов рабочих, которых выпустили ФЗУ в то время, одним из двух с половиной миллионов бойцов индустриальной армии. Это потом, в сороковом, ФЗУ перестроят ещё раз, оно станет совсем другим. Аббревиатура чуть изменится и будет выглядеть как ФЗО после Указа от 2 октября 1940 года «О государственных трудовых резервах». По этому указу в школы ФЗО будут мобилизовывать как в настоящую армию — до миллиона человек в год: если тебе от 14 до 17 лет, если на тебя пал жребий, — а от ста колхозников призывали двоих, — и если убежишь, то получишь шесть месяцев лагеря.

ФЗО просуществуют до 1958 года, о них можно сказать много дурного, но именно там десять миллионов человек получили свои специальности. Именно они, квалифицированные рабочие, потом поднимут страну из руин в сороковые, именно они запустят человека в космос, и именно они будут строить завод в Тольятти под руководством бывшего фэзэушника.

А пока это трудный, но добровольный старт в новую жизнь — единственная дорога к техническому, а потом инженерному знанию. Именно в ФЗУ Виктор Поляков вступает в ВЛКСМ — Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи, в который уже пять лет как переименован РЛКСМ. Комсомол — организация серьёзная, это не тот формальный комсомол восьмидесятых годов двадцатого века, из которого вышли многие новые капиталисты девяностых.