Полфунта лиха

Лешка же неожиданно для себя от всех этих забот-работ был освобожден. Его и Славу Новикова взял в свое распоряжение Карданов: надо было срочно напи­сать выдержки из Устава управления. Устав этот — вернее, пока еще его проект,— размноженный на ма­шинке, братва уже читала: и вслух, и про себя, и -всерьез, и с шуточками. Обсуждали — втихомолку и со спорами. А теперь вот Карданов решил наиболее важ­ные цитаты из проекта выписать крупно и ярко, чтобы они врезались в башку каждого. Самоа основное, кар­динальное, неизменное — сказал он Славе и Лешке. Хорошо выписать. Броско. Художественно.

Руководство взял на себя Слава. Лешка, вспомнив, как из-под палки приходилось ему оформлять интер­натскую стенгазету, хотел увильнуть, сменив стило на лопату, но Слава устыдил его.

— Ты что? — сказал он с нехорошей суро­востью.— Первое серьезное поручение комиссара, а ты в кусты? Не ждал от тебя, Новожилов.— И тут же подмигнул обезоруживающе: — А чурочки в печурочке — разве плохо?

Действительно, печурка в управленческой палатке пыхтела и грела вполне исправно. Палатка была отда­на в распоряжение «художников», все управленцы тру­дились на воскреснике.

— Черт с тобой,— смирился Лешка.— Только ты мне все будешь показывать. Как и что.

— Это пожалуйста,— с небрежной легкостью со­гласился Слава.

Руководство операцией он взял на себя не зря: дело знал. Довольно быстро порезали они листы фанеры на куски и затянули их кумачом. Посчитав в цитатах все знаки до последней точечки, Слава расчислил размеры букв и легонько разлиновал кумач. Лешка тем време­нем развел белила.

Теперь надо было из «Устава комсомольско-моло­дежного строительно-монтажного управления № 1» с пометочкой «Проект» толсто отчеркнутые комиссаром места «броско и художественно» перенести на лоскуты кумача.

Лешка взял листки с текстом. Перепечатаны они были плохо, кто-то бил по клавишам машинки очень уж неумело: то лупил так, что чуть не пробивал бу­магу, то касался еле-еле, и буковки проступали почти невидимо, строки сбивались, много было опечаток.

— Комиссар две ночи подряд клопов давил,— пояс­нил Слава; все-то ему было известно.

— Сразу видно: не умеет. Попросить не мог?,

— Кого? Может, тебя?

— Может, меня.

— Что ли понимаешь в этом деле?

— Малость. В интернате, когда газету выпускали, директорша нам машинку брать разрешала — печатал.

— Вон что, — удивился Слава. — Ав каком это ин­тернате?

— В обыкновенном. У нас в совхозе средней школы нет, мы в райцентре учились, в интернате. Смешная ди­ректорша была, божий одуванчик.— Не замечая, что улыбается, Лешка вспомнил эту милейшую заслужен­ную старушенцию, непедагогично курившую в клас­сах, и тут же начали всплывать в памяти какие-то, вроде и пустяковые, эпизоды и поплыли перед глазами физиономии Джафара, Татки, Лены...

— Ну ладно,— вторгся Слава в этот далекий, опах­нутый жаркой степью мир,— берись за свой инстру­мент.

И верно, не мечтать пришел. Лешка оглянулся. Слава мелком уже вычертил по материи буквы первой цитаты, теперь настала очередь белил. Сверив фразу с машинописью, Лешка взялся за кисточку. Густая краска ложилась четкими жирными мазками. Буква к букве, слово к слову.

— О-о,— сказал Слава,— ты же великий маляр! А еще отлынивал.

Лешка промолчал. Он вчитывался в только что написанное: «Коллектив строителей управления яв­ляется отрядом Всесоюзного Ленинского Коммунисти­ческого Союза Молодежи и призван продолжать слав­ные традиции комсомола на Всесоюзной ударной строй­ке по освоению нефтяных и газовых месторождений Западной Сибири».

— Хм,— пробормотал Лешка,— серьезная штука.

— Что?

— Да я так, про себя...

Он начал читать другую цитату. Там были слова о том, чтобы стать достойными дел отцов, вписавших яркие страницы в историю комсомола на всех этапах жизни страны. Это были общие, примелькавшиеся сло­ва, но Лешка вдруг вспомнил старую отцовскую анке­ту и то, как он, тогда еще мальчишка, представил эту анкету фильмом. И мысленно увиделся ему сверкающе стремительный бой «ястребков» в прозрачном небе, и плетью повисшая, перебитая осколком рука летчика Виталия Новожилова, и то, как он, уже инвалид, бухгалтер целинного совхоза, полустаричок-полуюно­ша, заложив протез за спину и надев боксерскую пер­чатку на одну руку, выходит на задорный и совсем не дурашливый поединок с парнями. С этими парнями садил батя рощу Комсомольскую, в которой Лешка изливал душу Василию и в которой потом рвал зуба­ми землю и траву, когда узнал о гибели брата...

«Стать достойными дел отцов...» «И брата»,— под­сказал кто-то глухо, но явственно. Лешка даже огля­нулся. По-прежнему в палатке они были лишь вдвоем. Слава беспечно, играючи вырисовывал буковки на ку­маче, насвистывая что-то.

Лешка глянул на витой Славин чубчик, повел гла­зами по палатке, по печурке с кирпичами, для тепла привязанными к ней обрывком троса, по столам, ка­завшимся здесь декорацией из какого-то «другого» спектакля, и почувствовал в себе тревогу. Тревожно, неспокойно ему стало оттого, что вот сейчас прочитан­ные общие, плакатные слова обернулись вдруг реаль­ностью, взбудоражившей память.