Полежаевские мужички

Он уже и занозы на руках не считал: бесполезное дело — не сосчитать.

Маринка свесилась сверху.

— Николай, у тебя часы-то есть? — спросила она озабоченно. — Скажи, сколь время?

— Три беремя, — пошутил Коля.

— Нет, правда, сколь?

— Скоро десять.

Маринка заохала:

— Ой, ребята, давайте воз накладем, дак в дороге наотдыхаемся.

Вовка нехотя поднялся с земли, присел несколько раз, вытягивая руки вперед, — разминочку сделал.

И Славик встал. На одном самолюбии теперь уж существовал. А то бы плюнул на все и ушел, но не хотелось видеть, как стал бы торжествовать брат: слаб, скажет, Славочка, ты в коленках — два часа поработал, а уж и выдохся. Выдохся не выдохся, но было не сладко.

Снопы, вдобавок ко всему, и развязывались. Стягивать их заново у ребят не хватало терпения: руки-то исколоты в кровь.

Славик время от времени поглядывал на ладони: пожелтели, как йодом намазаны.

— Ой, миленькие! — причитала наверху Маринка. — Вы уж растрепанные-то снопы оставляйте тут. Все равно одним разом не увезем. Потом оборками свяжем.

Она привычно вершила воз, лазила на коленях, и Славка представил, как они у нее исколоты. А Маринка и виду не подавала, что работа тяжела ей. Пурхалась себе наверху да пурхалась.

— Ой, ну-ко, надо давно бы сдать, — говорила она сама себе. — Смотри-ко, мыши уж начали тресту точить: костра как из-под мялки сыплется. А мы-то, дуры, лен рвали и неба не видели. Впустую ведь и старались. Думали, треста двойкой пройдет, а ее и полуторкой теперь не возьмут. Ой, дуры, ой, дуры…

Коля-шофер высунулся из кабины:

— Да теребилкой ведь основное убрали.

— Как бы тебе не теребилкой! — вскинулась Маринка. — Дожди пошли, так кто всю осень-то мок? Теребилку не поднимало, на полосу и заехать не могли. Маринка да Варя выдергали ленок.

— А ребятишек-то гоняли из школы… Забыла?

— Дак ты али хотел, чтобы две бабы весь выдергали? — рассердилась Маринка. — Мы ведь тоже не лошади!

Переругиваясь с Колей, она завершила воз. Коля помог ей прижать поклажу пригнеткой.

Ребята было тоже сунулись к ним, но исколотые руки не держали веревку.

— Ладно уж вам, отвалите, без вас сделаем, — сказал Коля.

Машина, когда Коля затягивал пригнетку, шевелилась как живая и покачивалась на рессорах из стороны в сторону.

— Не запрокинет? — спросила Маринка.

— Ну да ведь мы не пьяные, — сказал Коля. — На повороте сумеем притормозить.

Кабина была рассчитана на двух пассажиров. Поэтому Славику пришлось сесть между Вовкиных ног.

— Ничего, в тесноте — не в обиде, — сказал Коля и нажал на стартер.

В машине запахло перегоревшим бензином.

Маринка всю дорогу только и говорила о льне. Ругалась, что зимой не отвезли.

— Двойкой бы сдали… Сколь вот теперь потеряем, раз пойдет не тем номером.

— Рук-то не хватает в колхозе, — сказал Коля и кивнул на ребят: — Когда вот они подрастут?

Славка за дорогу не отдохнул, а только больше устал. Хоть они и менялись с Вовкой местами, а что за езда — на двоих одно место.

Приехали на льнозавод, обоих пошатывает.

— Ничего, ребята, — сказал Коля. — Даром хлеб никому не дается. Это с непривычки тяжело, а втянетесь — будто так и надо. Вон Маринка — словно огурчик…

Руки у «огурчика» были тоже в крови. А колени исколоты ли, не видно: Маринка под юбку Пашины, мужа своего, штаны натянула. Славик только сейчас заметил, что она под мужика вырядилась.

Очередь к весам была небольшой: прошлогодний лен сдавали одни ротозеи.

Славик, пока ехал, все опасался, что придется снопики таскать на весы, а с весов опять на машину, а потом уж сваливать, где отведут место. Но весы были не такие, как в колхозном амбаре. На них въезжали прямо машиной, так что лишней работы не было.

Взвесились, разгрузились, а на обратном пути пустыми взвесились — и результат готов. Одно действие арифметики: из большего вычесть меньшее.

Но вот разгружаться-то было не так-то просто, как думал Славик. Если бы самосвал, так свалил, и все. Тут же топчешься на снопах, как петух, а толку нет. За дорогу они друг с другом слежались; дергаешь за один сноп, а за него два уцепились. Вспотеешь хуже, чем на погрузке. Дергаешь, дергаешь, а оказывается, сам же на этом снопе и стоишь. Они же все одинаковые, и не разглядишь, где конец, где начало.

К машине подошла лаборантка:

— Мальчик, сбрось-ка мне три снопика.

Славик первые попавшиеся чуть не сковырнул вниз. Но Маринка зашикала на него: «Ты что? Соображаешь?» У нее уже были приготовлены снопики — длинные, ладные, мышами не тронутые.

Она сбросила их к ногам лаборантки, но лаборантка и не подумала за ними нагнуться.

— Мальчик, дай мне вот этот и этот, — указала она длинной палкой. — А ты, мальчик, — обратилась она к Вовке, — с той стороны сбрось…

— А эти разве не наши? — закричала Маринка. — Чего не берешь?

Лаборантка ей не ответила. Подняла сброшенные ребятами снопы и ушла.

— Эх вы, простофили! — сказала Маринка ребятам.

— А мы-то откуда знали…

Треста прошла номерной, и Маринка радовалась, что хоть не ноль — семьдесят пять и не ноль — пятьдесят.

— Я думала, хуже будет, а вы, ребята, удачливые.