Полевое руководство для научных журналистов

Вот как правительство Буша боролось с эволюцией: в 2003 г. биолог из Техасского технологического университета отказался писать рекомендательные письма студентам, которые не принимали теорию эволюции. Профессор, который был глубоко верующим христианином, сказал, что чувствует себя обязанным не способствовать профессиональной карьере студентов, которые сознательно отрицают методы и принципы своей дисциплины. (Любой имеет право считать, что Солнце вращается вокруг Земли, но в карьере астрофизика это лишнее.) Администрация Буша отказалась это стерпеть. По наводке правых христианских активистов Министерство юстиции начало официальное расследование действий профессора по делу о дискриминации студентов. Ему пришлось отступить.

Это, разумеется, всего один эпизод великой драмы, разворачивающейся по всей стране, — конфликта между религиозными группами и правительствами некоторых штатов, с одной стороны, и учеными — с другой. Оклахома, Алабама, Огайо, Джорджия, Техас и Миссури были в числе штатов, где законодатели решили сунуть нос в преподавание научных дисциплин, чтобы продвинуть ерунду, известную как креационизм, или теория разумного замысла.

Ерунда между тем не относится к терминам, которые журналистов учат использовать при объективном освещении политики. Что же делать хорошему научному журналисту? Как правильно освещать это современное воплощение суда над Галилеем?

Часть ответа в том, чтобы освещать сам научный процесс: проверку гипотез и сомнения, ошибки и успехи, столкновение идей и личностей. Другая часть — в том, чтобы пролагать связи между разными специальностями, помня, что наука — это не просто набор фактов, запертых в клетках, точно животные в зоопарке, но сложная система взаимосвязей. Нельзя вытащить из нее гелиоцентрическую Солнечную систему: со времен Ньютона она плотно связана с большим массивом знаний, с «системой Вселенной», гравитацией и законами движения, океаническими приливами, полетом снарядов и всем остальным. Точно так же эволюция — не просто история о прошлом, на ней основаны сегодняшняя медицина, генетика и эпидемиология, не говоря уже о более отдаленных сферах вроде вычислительной экологии.

Как ни странно, мы часто используем в науке и в теологии одно и то же выражение: «верить». Мы говорим, что верим или не верим в эволюцию (глобальное потепление или Большой взрыв) точно так же, как верим или не верим в бога. Это в любом случае акт веры. Большинству людей только и остается верить в авторитет ученых почти так же, как они когда-то верили в богов. Обычные читатели на стороне Маршалла Маклюэна: не до конца понимая ядерную физику, как можно судить об ее истинности?

В отличие от эволюции, глобальное потепление — не религиозный, а экономический вопрос. Самые ярые противники теории глобального потепления финансируются отраслями, у которых в этом вопросе финансовый интерес.

Изменение климата — это история о числах и вероятностях в мире шумной и хаотичной статистики. Когда ученые прогнозируют (как, например, в статье конца 2003 г. в журнале Science), что к 2100 г. глобальные температуры вырастут на 1,7–4,9 °C относительно уровня 1900 г., это не более чем догадка о будущем. Свою точность даже при таком, довольно большом, разбросе в 3,2° они оценивают всего в 90 %. Это лучшая догадка из тех, что у нас есть, основанная на максимально широком наборе данных и самом продвинутом компьютерном моделировании, но и она, по определению, не точна.

И все же, когда те же ученые приходят к выводу: «Нет сомнений в том, что состав атмосферы меняется из-за деятельности человека и сегодня парниковые газы — главный фактор антропогенного влияния на климат» и «дальнейшие значимые изменения климата гарантированы», — они говорят о фактах — при всей их признаваемой неопределенности. В конце концов, это и есть наука — сочетание истины и сомнений. Вопрос в том, как передать это журналистским языком.

Вера и доверчивость, скептицизм и доверие — это главные вопросы для всех журналистов. У научных журналистов к ним добавляется еще один уровень сложности. Трудно хорошо рассказывать о науке в обществе, где технологическое развитие постоянно опережает его интеллектуальные возможности. Установление связей со всеми уголками мира, возможность общаться глобально с беспрецедентной скоростью и интенсивностью имеют кое-какие неожиданные последствия. Одно из них можно назвать новой формой массовой истерии. Вот, к примеру, недавнее безумие, получившее название «проблема 2000 года»: ответственные органы выпускают предупреждения, которые достигают крещендо в 1999 г., о сбоях в энергоснабжении, банковской панике, нехватке еды и падающих самолетах. Сейчас и представить трудно, какая паника возникла тогда вокруг по большей части мнимого кризиса. Люди по всей Америке закупались питьевой водой и патронами. Штат Огайо перевел свой Штаб по чрезвычайным ситуациям в бункер в 13 км к северу от Коламбуса. Мне кажется, что журналистика нас подвела. Она питала саму себя, канал за каналом рекурсивных ссылок на самих себя. Случился провал скептицизма.