Полеты в одиночку

Александрия

20 ноября 1940 года

Дорогая мама!

Я отправил тебе вчера телеграмму, сообщая, что я поднимался на два часа и принимал ванну, — так что, видишь, у меня большие достижения.

Меня привезли сюда около восьми с половиной недель назад, и я семь недель просто лежал на спине, потом постепенно стал садиться, а теперь понемножку гуляю. Когда я прибыл сюда, на меня было страшно смотреть. Глаза не открывались (хотя я все время был в полном сознании). Думали, что у меня трещина в основании черепа, но рентген показал, что ничего подобного. Нос у меня провалился, но здесь работают самые замечательные специалисты с Харли-стрит, которые пошли на войну майорами, и врач ухо-горло-нос вытащил Мой нос из затылка и вылепил его, и теперь он выглядит точно так, как и прежде, только немножко изогнут. Что, разумеется, делалось под общим наркозом.

Глаза у меня все еще болят, если я много пишу или читаю, но мне сказали, что есть уверенность, что я снова вернусь в норму, и снова буду годиться для полетов месяца через три. А пока у меня есть еще шесть или больше недель отпуска по болезни, которые я проведу здесь, в Александрии, где я с утра до вечера ничего не делаю и только наслаждаюсь чудесным солнечным климатом — в точности английское лето, только солнце светит ежедневно.

Думаю, тебе хочется узнать про мое крушение. Я не могу подробно рассказать тебе, что я делал, и как это случилось. Но произошло это ночью неподалеку от итальянской линии фронта. Самолет загорелся, а после того, как он ударился о землю, мне хватило ума, чтобы выбраться из него вовремя, распутать стропы и покатиться по земле, чтобы сбить пламя со своего комбинезона, потому что он загорелся. Обгорел я несильно, но из головы вытекло много крови. В общем, я лежал и ждал, когда взорвутся боеприпасы в самолете. Один за другим взорвались больше тысячи снарядов, и пули свистели, поразив, кажется, все что угодно, кроме меня.

Я так и не отключился, и, по-моему, эта склонность сохранять сознание и уберегла меня, не то я бы сгорел заживо.

На мое счастье, один из наших часовых на передовой заметил пламя, и через какое-то время они пробрались ко мне, забрали и после долгой суматохи доставили в Мерса-Матрух (на карте поглядеть можешь — это на побережье, к востоку от Ливии). Потом слышу, как врач говорит: «О, это же итальянец» (по моему белому летному комбинезону не очень-то разберешь). Я сказал ему, что он несет чушь, и он дал мне немного морфия. Примерно спустя 24 часа я прибыл туда, где сейчас и нахожусь, и живу в большой роскоши, и за мной ухаживают толпы симпатичных английских медсестер…

P.S. Воздушные налеты нас не беспокоят. Итальянцы совсем не умеют прицельно бомбить.