Она снова замолчала, потом чисто механическим движением налила себе рюмку, выпила, смешно сморщилась. Взяла давно потухшую сигарету, закурила снова. Из Нади словно выпустили пар, она как-то обмякла, задумалась. Стриж тоже молчал, не зная, как и про что теперь говорить.
— Пожалуй, я помогу тебе, — вдруг сказала хозяйка. — Вот только что у тебя выйдет, против Шварца, знаешь ли, страшно.
Она еще немного помолчала, ткнула сигарету в пепельницу, взяла в руки фотографию.
— Я с Валей познакомилась не так давно в «Бригантине». Девчонка как девчонка, современная, без комплексов. Молодежь сейчас некоммуникабельностью не страдает, прибилась она к нашей компании. Москвичка, жила в «Приморской». Вечер, другой, третий. Потом встречаю ее на набережной, сидит, на море смотрит. Сама замерзшая, как щегол. Я сразу поняла — что-то случилось. А у нее просто деньги кончились. И так немного было, а тут еще какой-то кавалер остатки выгреб, пока она спала. И вернуться домой не на что, и жить негде. Я привела ее сюда, отогрела, накормила. Для сугрева налила ей, она и понесла все на свете, что за душой, то и на языке. С родителями она разругалась, ну там вообще какая-то дурацкая история. Папа ее в милиции служит, а тут друга ее арестовали за торговлю наркотиками. Она решила, что все это специально подстроено, очень уж ее парень родителям не нравился. В знак протеста в какое-то грязное дело ввязалась, ее с недельку подержали в СИЗО и выпустили. Папа было за ремень, она документы схватила и бегом из дома. Назанимала денег и сюда, на юг. Уж очень Валя море любила. Спрашиваю, что делать думаешь, говорит — не знаю. Домой не хочу, а здесь остаться — ни работы, ни крыши над головой. Три дня она у меня жила, потом я про нее Шварцу рассказала. Вечером в «Бригантине» я ее хорошо подпоила, подошли его люди и увезли Валю. А днем приехал сам Шварц, забрал ее сумочку и велел молчать, забыть, что такая была на этом свете. Он это может, это у него хорошо получается…
Ее передернуло как от озноба.
— Утром она была уже мертва, — негромко сказал Стриж. — Ее бросили в море, после полуночи. И часто ты так вот поставляешь девушек для Шварца?
— Ну, бывает, — не слишком охотно ответила Леля-Надя. — Их ведь сколько слетается на юг для красивой жизни. Познакомишься, прощупаешь, как она, пойдет в нашу компанию добровольно или нет. Шварц за это хорошо платит.
— Вот как! А я думал, ты это просто так постаралась, по дружбе, на общественных началах, — не удержался и съязвил Стриж. Хозяйка вспыхнула в ответ как спичка.
— Ну и что? Если эта дура едет на юг за удовольствиями, то все равно она попадет куда надо и к кому надо. А мне что, деньги лишние?
— За Валю Шварц заплатил?
— Даже накинул сверху, за молчание.
— Почему же ты все-таки решилась мне все рассказать?
— Дура потому что! Ну, и если хочешь знать, пора с этим завязывать. Дочь подрастает, три года уже. Сюда водить не хочу, взрослеет, еще поймет чего. А с крючка Шварц сорваться не даст. Я ему, представить не можешь, сколько уже этих дурочек поставила. Давно бы все бросила, да вложила денежки, которые накопила, в «Хопры» и «МММы». Дура! — решительно закончила она.
— Где он мог ее убить? — перевел разговор на интересующую его тему Стриж.
— В студии скорей всего.
— Что еще за студия?
— Есть такая. Подвальчик под домом, в одной половине спортзал, тренажеры стоят, а в другой половине эта самая студия. Там обычно новеньких и обкатывают.
— Как это?
— Ну как-как. Молча. Все хором и разом. Недели две вздохнуть без боли не можешь.
— А зачем?
— Зачем? Волю сломить, что б не рыпалась потом, знала, что ее ждет. Ну, а во-вторых, там Вадик есть, он из них один такой дохлый. Но зато снимет и смонтирует так, что и сама себя не узнаешь. Девки время от времени уйти пытаются, кто влюбится, кому просто надоест. А кассета эта лежит, ждет, и уже никуда не денешься.
— И где находится эта студия?
Леля-Надя отрицательно мотнула головой.
— Ты не найдешь, тем более ночью.
Подумав, вздохнула:
— Придется сходить с тобой.
Она мигом рассовала все со стола, что в холодильник, что в раковину, тут же перемыла посуду.
— Пошли, — сказала она, вытирая руки.
11
Перед выходом хозяйка еще забежала в спальню к дочке, вышла оттуда озабоченная. Вот такая, недовольная, она шагнула за порог.
— Так вас как называть, Леля или Надя? — решил все-таки прояснить для себя этот вопрос Стриж.
— Да называй как хочешь, — и поделилась своей заботой: — Что-то мне у дочери горло не нравится, и покашливает.
— Надя, а вы и в самом деле родственница Веры?
— Родная тетка. Собственно, она ко мне сюда и приперлась. Мне как лето, так житья нету от этих родственников. Едут и едут, как будто у меня тут для них пансионат. Я первое время еще как-то скрывала свою профессию, квартиры им находила, а потом… Кому надо, тот всегда узнает. А Верка ко мне каждый год наезжала, все завидовала, как я живу хорошо.
— А она плохо жила?