Между беседующими женщинами по-прежнему сохранялось изрядное расстояние и даже одна стенка, но это их нисколько не смущало.
— Надь, — нараспев протянула Вера, — а вот я, кажется, выхожу замуж.
— Так «кажется» или "выхожу"? — уже заинтересованно спросила ее хозяйка дома, появляясь в дверном проеме с полотенцем в руке.
— Выхожу. Через месяц свадьба, — повернув к Наде счастливое лицо, ответила племянница.
— То-то я гляжу, цветешь как черемуха. На свадьбу-то пригласишь?
Вера состроила странную гримаску.
— Понимаешь, он здесь не хочет, зарегистрируемся в Москве, а потом махнем на Гавайи или в Иерусалим.
— Ты смотри, вот это мешок подцепила! — восхитилась Надя. — Банкир?
— Предприниматель.
— Хрен редьки не слаще. Не обдурит? Попользуется да бросит. Квартиру случаем не предлагал продать? — насторожилась подруга.
— Да нет, ты что, — рассмеялась Вера. — Я ведь чувствую, что это серьезно.
— Присушила, — поняла Надя. Секретов у них между собой было мало, особенно в делах амурных. Связывала их и общая школа жриц любви.
— Ага. Вот смотри, вчера подарил, — расстегнув сумочку, она достала из нее маленькую коробочку, открыла ее. На черном бархате покоилось золотое кольцо с бриллиантом.
— Ух ты! "Тиффани", — с восхищением прочитала надпись на крышечке Надя. — Вроде бы настоящее. Проверяла?
— А как же! Мы ученые, — с улыбкой ответила Вера.
— Старый, поди, лысый, пузатый? — продолжала допрашивать дотошная тетушка.
— А вот и нет. Как раз наоборот. Молодой, высокий, красивый.
— Верка, да ты никак влюбилась? — удивилась Надя.
— Не знаю, — качнула головой Вера. — Может быть.
Затем она озабоченно глянула на часы.
— О, мне пора. Надь, я знаешь почему зашла. У тебя была моя кассета, ну та, шварцевская, отдай ее мне.
— Возьми, она там, в тумбочке под телевизором. Я не помню, кажется, номер семь.
Зимой Стриж, расправившись со Шварцем, реквизировал его архив, десять кассет с компрометирующими записями на всех работающих на того "ночных бабочек". Среди них была запись и на Веру.
Пока Надя занималась последней стадией наведения чистоты — заменой штор и тюля, Вера отыскала кассету, для точности прокрутила ее на «видике».
— А ты что, мне не доверяешь? — мимоходом спросила хозяйка дома, старательно вытягиваясь во весь свой небольшой рост с золотистым водопадом тюля в руках.
— Да нет, это он мне посоветовал ее забрать. Сказал, что если она попадет в плохие руки, то могут шантажировать уже его.
— А он что, знает про твое прошлое?! — Надя так резко обернулась к подруге, что чуть не упала с табуретки.
— Да, сама рассказала, — во взгляде и улыбке девушки светилось истинное торжество. Только с Надей она могла поделиться этой победой, только та могла понять, что значит заставить мужчину переступить через подобное знание.
— Ну ты молодец, Верка! Это ж надо!
— Мне просто не нужны случайности потом. Лучше все рассказать сейчас.
— Правильно, — подтвердила Надя, спрыгивая за очередной порцией штор.
Вера закрыла тумбочку, уже хотела отойти к своей шляпе и сумочке, но тут ей на глаза попался белый листок, лежащий на телевизоре рядом с зеленым блокнотиком. Прочтя написанное на нем, она немного резко спросила подругу:
— Надя, а это что такое?
— Что? А, это приходил Стриж, звонил в Москву… — И она подробно, не переставая заниматься своим делом, выложила все, что рассказал ей Анатолий. Вера рассеянно крутила в руках белый листок, но слушала внимательно.
— Я его тоже видела сегодня, на набережной. Он тащил целую охапку бананов, — сообщила Вера после окончания Надиного рассказа.
— Зачем ему столько? — удивилась Надя, с удовлетворением оценив издалека, насколько ровно висят шторы.
— Земляки у него гостят, не то с Волги, не то из Африки.
Вера уже водрузила на голову свою «пастушечью» шляпку, надела очки, и, критично осмотрев себя в зеркале, осталась довольна:
— Ну ладно, я пошла. Валюшка во сколько завтра прибывает?
— Полпервого. Приедешь на вокзал? Может, с женихом подкатишь? Впечатление произведешь на мою мамочку?
Вера чуть поморщилась. Надина мама всегда отличалась своеобразием чисто деревенской речи и резкостью суждений. Она могла ляпнуть что-нибудь такое про былую профессию дочери и племянницы, что хоть святых выноси.
— Нет, подъеду одна.
— Жалко, а то подкатили бы к дому на «Мерседесе», вся богадельня на скамейках в осадок выпала. Ну ладно, до завтра.
Они чмокнулись напоследок. Закрыв дверь, Надя пошла на кухню что-нибудь приготовить на обед. Руки как-то отдельно от головы резали мясо, овощи, а думала Надя про дочь, про предстоящие хлопоты с резким маминым характером, думала про Стрижа. Звонок в дверь вывел ее из этого состояния, она улыбнулась, убавила газ под закипающей кастрюлькой с варившимся мясом. Вытирая руки полотенцем, Надя прошла в прихожую, чуть поправила волосы, взглянув на себя в зеркало, а потом широко распахнула дверь.
21