Пежо медленно умирал. Болезнь, жившая в нем с рождения, доканчивала свою долгую работу. На лице его, обычно подвижном и живом, словно застыла какая-то жуткая маска, по которой временами пробегала судорога боли. Длинные, давно не мытые волосы разметались по засаленной подушке. Небольшие, похожие на детские руки временами сжимали плотную ткань укрывавшего его большого клетчатого пледа, и тогда тихий стон прорывался сквозь бескровные губы. Умирал его мозг. Тем, что Стриж остался жив, он во многом обязан был именно болезни Пежо. Стрелял Пежо хорошо, но и на шоссе, и в больнице он затянул с выстрелом. Он все ждал, когда же мелькнет в глазах жертвы столь желанная для него искра страха. Как тогда, месяц назад, на восьмом этаже дома в Москве. Сейчас, в этом полуреальном мире перед ним проплывало искаженное болью и страхом лицо толстого лысоватого человека с заклеенным ртом. Два часа он не мог уйти от него, кромсая огромное тучное тело. И только когда страх вместе с жизнью совсем иссяк в зрачках жертвы, он ушел, шатаясь, как пьяный.
В угаре Пежо совсем забыл про перчатки и щедро наследил своими отпечатками на всем, к чему прикасался. Хорошо зная, чем грозит ему такая оплошность, обложенный со всех сторон милицией и своими, он бежал, бессознательно выбрав в качестве прибежища родной город. Как всегда выручил Федор, увезя его в багажнике «жигулей». Фотографии обоих висели на всех стендах "Их разыскивает милиция", на всех постах ГАИ. Несмотря на соседство их фотографий, Пасько никто не опознал. Странное это свойство своего бесформенного и какого-то бесцветного лица Федор воспринимал с равнодушным безразличием идиота. К тому же он сильно раздался в последнее время, без счета поглощая огромное количество своего любимого копченого сала. Порой он совершал то, на что ни за что не решился бы ни один находящийся в розыске бандит: подъезжал к постовому милиционеру и спрашивал дорогу к нужному ему городу или улице.
Сейчас Федора в доме не было, он закапывал в саду тех двоих, что пришли с утра пораньше убрать их обоих. Ребята были молодые, наглые, вошли в дом, открыв дверь своим ключом, неожиданно. Сначала все шло по их сценарию, но застав такую странную компанию, инвалида-лилипута и кабана, жующего с утра пораньше всухомятку копченое сало с сухим хлебом, они немного расслабились, стали обсуждать, где их лучше грохнуть, чтобы меньше было возни с затиркой крови. О том, что Пежо никогда не расставался с пистолетом, они узнали слишком поздно. Это был один из последних моментов прояснения сознания. Приказ закопать гостей он отдал уже в полубреду.
— Бежать надо. Зачем с ними возиться? — удивился Федор.
— Потом, закопай, — повторил Пежо из своего призрачного мира, и Федор, во всем привыкший полагаться на своего маленького брата, покорно пошел в сад.
И сейчас в голове Пежо два голоса отчаянно спорили, наперебой кричали что-то друг другу, ругались. Плыли перед его взором чьи-то искаженные ужасом и болью лица и самое страшное среди них — его собственное, подмигивающее, хохочущее, живущее совсем иной, не повинующейся ему жизнью. "Зеркало, снова зеркало? Я же их все разбил!" — Пежо не переносил свои отражения, в этом доме он перебил зеркала сразу по приезду.
Несколько секунд они разглядывали дом, затем по очереди перемахнули невысокую железную ограду и затаились за гаражом. Илья остался на соседней улице охранять мотоциклы, Винтер же проехал чуть дальше и остановился метрах в двадцати от усадьбы наискось, так, что ему кроме фасада хорошо еще видна была и другая сторона дома. Сам дом, несколько несуразный — к нему искусственно пристроили второй этаж, стоял на небольшом пригорке, прикрываемый с трех сторон вишневым садом. С полминуты Андрей и Стриж разглядывали закрытые шторами окна. Внешне все выглядело безжизненным. Сергей больше поглядывал по сторонам, тем более что из-за спин друзей ему ни черта не было видно. Решившись, они быстро перебежали к крыльцу, по пути Сергей чуть остановился, глянул в приоткрытую дверь солидного гаража. Догнав своих друзей, он тихо шепнул:
— Там машина.
— Та самая? — поняв его, также шепотом спросил Стриж.
— Да.