Очнулся он уже ночью. Неясный свет ночника вырисовывал справа на стене оранжевый овал. Потихоньку повернув тяжелую голову, Стриж увидел, как о белый стеклянный абажур билась крупная ночная бабочка, заставляя плафон слегка звенеть от ударов ее маленького тела. Наконец она подпрыгнула под плафон и тут же упала вниз, сердито трепеща опаленными крыльями.
Это простое действие вызвало неожиданно бурную реакцию. На соседней кровати раздалось сочное ругательство, и белая рука сердито стряхнула остатки бабочки на пол. Затем Ленка, а это была именно она, села на край кровати, зевнула, недовольно глянула вниз, где все еще бился в попытках улететь обожженный бражник. Вытянув ногу, она прекратила бессмысленные мучения мотылька. Потом взглянула в сторону Стрижа и увидела его ответный взгляд.
— Батюшки, ты никак очнулся?! — Ленка поднялась, подошла поближе, села рядом с ним на кровать. — Ну, как себя чувствуешь?
Он хотел ответить, что хорошо, попытался даже привстать, но в голову ударила настолько чудовищная волна боли, что он на какую-то секунду потерял сознание. Очнувшись, увидел над собой встревоженное лицо жены.
— Что, плохо? — тихо спросила Елена.
Стриж только глазами показал: да. Волна ушла, оставив после себя тупую ноющую боль по всей голове. Мир вокруг чуть-чуть колыхался, словно кровать его плавала в гигантском аквариуме, и снизу, из района солнечного сплетения, подкатывала тошнота.
— Ну ты даешь, — покачала головой Ленка. В глазах ее он прочитал сочувствие, но и явное осуждение тоже. — Эх, сколько я тебе говорила, не носись как сумасшедший на своем драндулете. Допрыгался?! Слава Богу, хоть жив остался.
Стриж удивился. В памяти снова мелькнуло сморщенное смеющееся лицо. Значит, все представлено как обычное ДТП…
— Как ты на ровной дороге-то умудрился кувыркнуться? — продолжала допытываться Елена.
Он открыл рот и, превозмогая нахлынувшую тошноту, тихо ответил:
— В меня стреляли.
— Стреляли? Кто стрелял? — удивилась Лена.
— Не знаю. Двое, на «БМВ». Разве в шлеме не было дыры?
— Твой шлем разлетелся на мелкие кусочки. Если б не он, тебя бы сегодня хоронили. Кстати, твои придурки со спасалки каждый день звонят, интересуются самочувствием. Компоту, поди, невтерпеж попить на поминках.
Стриж, хотя каждое движение мускулов лица вызывало приступ боли, все-таки усмехнулся. Ленка терпеть не могла чересчур жизнерадостных коллег Анатолия. Называла их не иначе как стаей кобелей, очень верно определив их внутреннюю сущность своим женским чутьем, да и немалым опытом.
— Привет передавай, — попросил он.
— Два раза.
Стриж вздохнул, и спросил о более существенном.
— Как там у меня, все цело? — И не дожидаясь ответа, начал осторожно по очереди шевелить руками и ногами. Все они ему повиновались, но через боль, со стоном.
— Потихоньку ты, — попросила Лена, с неменьшим интересом наблюдая за внутренней ревизией организма. — Все чувствуешь, руки, ноги?
Стриж обобщил свои впечатления, подумав, сказал:
— Да.
— Слава Богу! — Ленка с облегчением вздохнула, и даже перекрестилась. — А то они меня совсем запугали за эти дни. "Не знаем, как отразится это все на центральной нервной системе, готовьтесь к худшему".
Последнюю фразу она явно перепела с чьего-то голоса.
Стриж, с недоумением рассматривавший забинтованную кисть руки, спросил:
— А это что?
— Кожу содрал с ладони. На коленках такие же дела. — Ленка вздохнула. — А вообще-то хорошо отделался, могло быть хуже.
Затем она устало вздохнула и снова вернулась к больной теме:
— Толь, ну куда это ты опять влип? Кто в тебя стрелял? Кому снова ты дорогу перешел?
— Не знаю, — устало ответил Стриж. — Я эту рожу первый раз видел.
И прикрыв глаза, он снова до мельчайших подробностей вспомнил все, что произошло утром на шоссе. Плавный спуск бокового стекла, сморщенная рожица карлика, гримаса смеха на его лице… Потом как-то все поплыло, и подступившая слабость опустила его мозг в колыбель сна.
3
Днем он уже чувствовал себя гораздо лучше. Хотя тело отзывалось болью на каждое движение, он упрямо подстегивал его волевым усилием. С помощью Ленки даже попробовал пройтись по палате. Остановило его только сильное головокружение и тошнота. Пришлось снова залечь на кровать и ждать, когда уляжется в голове поднятая им самим буря. Все это напомнило Стрижу его молодость, турнир в Риге. Жребий свел тогда его, семнадцатилетнего перворазрядника, с матерым волком, двадцатишестилетним мастером спорта из Днепропетровска. Два раунда бой шел на равных, а в третьем Стриж пропустил сильный удар и попал в единственный в своей жизни нокаут. Ощущения были очень похожие.