Полет сокола

Зуга постучал в дверь дважды, нажал на ручку. Дверь была заперта. Он нажал плечом, но тяжелая дверь в прочной раме не поддалась. Молодой человек соскочил с веранды и обошел вокруг дома, щурясь от яркого света, отражавшегося от беленых стен. Окна были закрыты ставнями.

На другой стороне двора стояла старая хижина для рабов, в которой жил слуга Харкнесса. Зуга громко позвал его, но ответа не услышал. Похоже, слуга отлучился, и пепел в очаге давно остыл. Зуга обошел дом и остановился у запертой кухонной двери. Без карты уехать нельзя, надо хотя бы сделать копию. Харкнесса нет дома, а до отъезда осталось совсем ничего.

В углу веранды валялись поломанные и ржавые садовые инструменты. Зуга взял ручную косу и осторожно просунул тонкий кончик лезвия в щель между дверью и косяком. Дряхлый замок послушно щелкнул, и майор толкнул дверь. Несколько секунд он вглядывался внутрь, потом набрал в грудь воздуха и решительно ступил в полумрак.

В центральное помещение вел длинный коридор с рядом дверей. В одной из комнат стояла огромная кровать с пологом на четырех столбах. Занавески были раскрыты, постель в беспорядке.

Зуга торопливо прошел в парадный зал и остановился на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте. Послышалось тихое жужжание, как от пчел в улье. Звук тревожил, вселял ужас, по коже побежали мурашки.

– Мистер Харкнесс! – хрипло позвал Зуга, и жужжание усилилось.

Что-то ударило о щеку. С дрожью отвращения он отмахнулся и, спотыкаясь, подбежал к ближайшему окну, дрожащими руками отпер ставни и поток солнечного света хлынул в комнату.

Томас Харкнесс сидел за захламленным столом в кресле с резной гнутой спинкой и бесстрастно глядел на гостя.

Мухи облепили его тело, огромные сине-зеленые мухи с металлическим отливом, – с ликующим гудением они копошились в глубокой темной ране на груди старика. Белоснежная борода почернела от запекшейся крови, под креслом застыла вязкая лужа.

От ужаса майор застыл на месте, потом с трудом шагнул вперед. Старик упер приклад слонового ружья в ножку стола и прижал дуло к груди. Его руки все еще сжимали ствол.

– Зачем? – невольно вырвалось у Зуги.

Харкнесс смотрел прямо перед собой. На спусковой крючок он нажал пальцем правой ноги, сняв сапог. Мощный удар тяжелой свинцовой пули откинул к стене кресло вместе с сидящим в нем человеком, но руки сжимали ствол мертвой хваткой.

– Как глупо.

Зуга достал сигару и зажег ее восковой спичкой.

В комнате стоял запах смерти, наполняя рот и нос. Майор поглубже вдохнул табачный дым.

Ну что ж, в конце концов, он знал старика всего сутки и вернулся сюда с одной-единственной целью – добыть карту, добыть любой ценой. Почему же тогда ноги налились свинцом от горького чувства потери, почему защипало в глазах? Как глупо. Может быть, он оплакивает не самого старика, а ушедшую с ним эпоху? Харкнесс и легенды Африки сплелись воедино. Этот человек сам был историей.

Баллантайн медленно приблизился к телу в кресле и провел рукой сверху вниз по морщинистому лицу, изборожденному стихиями и болью. Пронзительные черные глаза закрылись. Теперь Томас Харкнесс выглядел умиротворенным.

Присев на край стола, майор неторопливо докурил сигару, словно последний раз общался с покойным. Он бросил окурок в медную плевательницу за креслом, прошел в спальню и вернулся с одеялом. Разогнав мух, взвившихся в воздух звенящим облаком, он набросил одеяло на сидящего. Накрывая голову, тихо пробормотал:

– Подходи ближе, старина, и целься в сердце. – Прощальный совет Харкнесса.

Торопливо роясь в куче холстов и бумаг, Зуга чувствовал, как нетерпение постепенно перерастает в тревогу, затем в панику. Ни в одной из кип на столе карты не оказалось.

Он выпрямился, тяжело дыша, и яростно взглянул на фигуру, обернутую одеялом.

– Ты же знал, что я приеду за ней!

Зуга подошел к сундуку и поднял крышку. Петли застонали. Кожаный мешок с золотым ожерельем исчез. Баллантайн перерыл сундук до самого дна. Ничего. Он тщательно обыскал комнату, заглядывая в самые дальние уголки.

– Будь ты проклят, старый пройдоха, – тихо сказал майор, присаживаясь на стол. Он обвел комнату пристальным взглядом, убеждаясь, что ничего не пропустил. Картина «Охота на львов» исчезла с мольберта.

Внезапно до него дошел весь юмор ситуации, лицо прояснилось, и он горько рассмеялся.

– В последний раз подшутил над Баллантайнами, да? Что ж, Том Харкнесс, ты всегда умел настоять на своем, в этом тебе не откажешь.

Зуга медленно поднялся и положил руку на плечо, прикрытое одеялом.

– Ты победил, старик. Забирай свои секреты с собой.

Ощущая через ткань искалеченные кости, он легонько тронул мертвого Харкнесса за плечо и вышел во двор, где ждала лошадь. Дел оставалось невпроворот. Остаток дня ушел на то, чтобы перебраться через перевал, доехать до магистрата и привезти коронера с помощниками.

В тот же вечер они похоронили Томаса Харкнесса, завернутого в одеяло, в роще железных деревьев – жара стояла адская, и ждать, пока из города доставят гроб, не было времени. Зуга оставил коронера описывать имущество покойного и опечатывать двери старого дома, сам же отправился домой.