Полёт шмеля

— А куда ж без него.

— Ладно, я на занятия в институт, — решительно перевел Лёнчик стрелку, направляя их разговор в другую колею.

Бабушка тотчас забыла об их споре, лицо ее словно осветилось, сложенные крест-накрест на груди руки разомкнулись, она потянулась к Лёнчику и взяла его руку в свои.

— Вот, слава те, Господеви, дожила — деньги зарабатываешь, в институте учишься, — в голосе ее была счастливая затаенность — она словно стеснялась своих слов, но не могла сдержать их. — Как уж я хотела дожить, когда ты на работу пойдешь. Лидка замуж выходит, ты работаешь. Мишку вот, жалко, не увижу, как вырос. Ну уж вас двоих… дал Господь.

— Да ладно, баб, что ты, и Мишку увидишь, — Лёнчику было неловко, что она держит его руку в своих, что она старая, а он молодой, она все больше слабеет, а он полон сил, она, наверно, скоро умрет, а он будет жить. — Что вообще-то работа… не главное. Надо найти себя, свое место в жизни — вот главное!

— Бог поставит, куда следует, — бабушка выпустила его руку, и он с облегчением тотчас отступил от ее кровати, показывая всем своим видом, что лимит его времени исчерпан, пора уходить. — Увидит, что стараешься — и поставит. Ровно туда, куда следует.

— А если не буду стараться? — невольно спросилось у Лёнчика.

— А не будешь, так он как увидит? Обязательно надо стараться.

— Ладно, — делая еще шаг назад, снова проговорил Лёнчик. — Пойду. Опаздываю уже. Спасибо тебе за ужин. Вкусно — нет слов. Убегаю.

— Беги, беги, — по-детски подсовывая сложенные лодочкой руки себе под щеку, сказала бабушка. — Дома-то еще никого, никто не вернулся?

— Да, оставляю вас вдвоем с Мишкой.

— А Лидка где? Неуж все на работе?

— Да нет, — усмехнулся Лёнчик. — Куда-нибудь со своим женихом пошли. В ателье платье примерять. Или в кино.

Сестра через две недели выходила замуж. Нынче летом в отпуск она ездила отдыхать на Черное море, в Гагры, познакомилась там с местным жителем, знакомство продолжилось перепиской, и вот несколько дней назад ее корреспондент появился в доме в статусе жениха. Жил у них, подыскивая себе работу на заводе, спал пока на кухне вместе с отцом, где для него расставлялась на ночь раскладушка, а как у сестры заканчивалась на заводе смена, они встречались и весь остаток дня проводили в совместном шатании по городу, заявляясь домой только уже совсем под ночь.

— Ох ты, в кино, — произнесла бабушка. — Ну пусть походят. Ребеночек родится — уже не находишься.

— Да ты, баб! — всхохотнул Лёнчик. — Так уж прямо и ребенок!

— А что, — отозвалась бабушка. — Зачем и жениться, если не ребенок.

На улице было уже темно, по сравнению с днем похолодало, невесомая морось, что веяла в воздухе, когда возвращался домой с завода, сменилась легкой, такой же невесомой снеговой сечкой, лужи под ногами обдернулись паутинным ледком, и когда случалось наступить на него, он прорывался — с нежным, тоже словно бы паутинным хрустом: предзимье переходило в зиму.

Первой парой была алгебра. Сегодня, однако, спустя некоторое время, как лекция началась, Лёнчик обнаружил, что не успевает записывать не только комментарии преподавателя, но и просто переносить в тетрадь строки математических выражений с доски. Слух не воспринимал сказанного, рука не писала.

Он отложил ручку в сторону, потом взял со стола колпачок, закрыл ее и сунул в карман.

— Ты чего это? — с удивлением посмотрел на него сидевший рядом Славка Дубров. Он тоже не поступил на дневное, сдав все вступительные на трояки, но сюда, на механическое оборудование металлургических заводов, его баллов хватило. — Умный такой, все знаешь?

Лёнчик хмыкнул.

— Я тебе кое-что на перемене скажу.