Полет Птитса

«Они выглядят как взрослые и считают себя взрослыми», — думал он, — «но это не так. Хотя на деле они взрослее меня. Они точно знают, что им нужно от жизни — карьера, семья, дети. А я не могу представить себе такую бессмысленную жизнь. Буду ходить на работу только для того, чтобы принести деньги? Никакого интереса и смысла. И не оставлю после себя ничего, кроме новых маленьких птитсов, которых так же поглотит эта жизнь… Император милостивый, как бы я хотел, чтобы всё было иначе! Совершить нечто стоящее, что встряхнёт эту Галактику, сделает её лучше. Но… у меня нет выбора. Я не должен разочаровать. Я не должен никого подвести», — он посмотрел на сидящих в зале родителей и отца-во-Императоре, видного учёного-химика. Они нашли его лицо среди учеников на сцене и улыбнулись.

Затем подошла очередь официальной части. Директор школы, высокий статный мужчина, бывший офицер Военно-Космического Флота, начал речь так: «Наша школа лучшая, потому что она наша». Карлу не понравились эти слова — гордиться школе нечем. Она была одной из множества обыкновенных общеобразовательных учреждений на планете Великородина. После выступления директора на сцену вышла Инесса Михайловна Кальман. Классная руководительница чуть ли не со слезами говорила, что будет скучать по своему третьему выпуску, и что всегда в жизни нужно следовать пути Императора. Карл слушал её с изрядным скептицизмом — у него с ней единственной из всего учительского состава сложились холодные отношения. Кальман была убеждена, что девочки гораздо умнее и дисциплинированнее мальчиков, и Птитс не вписывался в её теорию, согласно которой ум и хорошие оценки больше к лицу первым, а вторым ничего не остаётся, как защищать этих прелестных по определению созданий. От размышлений о Кальман Карла отвлекли голограммы, которые повисли в актовом зале между сценой и зрителями. После речей запустили проектор, который показывал трёхмерные фотографии класса в разные годы под ностальгическую музыку. На одной из голограмм Карл увидел руку, которая, без всяких сомнений, принадлежала Шери. Учительница о чём-то рассказывала и не вошла в кадр полностью. Мрачные мысли об Иммолато и охранителях снова настигли Карла. Чтобы прогнать их, Птитс отвёл взгляд от трёхмерного слайд-шоу и стал изучать высокий потолок зала.

После церемонии ученики фотографировались на прощание в вестибюле школы. Карл сначала снялся со своими подругами — Императриной, Ирой и Соней, а потом — с Борисом, родителями и отцом-во-Императоре. Пообщавшись с друзьями и близкими, Птитс побрёл по вестибюлю — мимо серых квадратных колонн, вдоль стены с мозаикой, где имперские святые направляли детей к знаниям. Он видел других учеников, их родителей и учителей, которые желали выпускникам удачи во взрослой жизни. Боря оживлённо беседовал со своим папой — низеньким, похожим на крота мужчиной. Тамару Гедеванишвили окружила толпа темноволосых родственников. «Они будут скучать по школьным годам, по этой чудесной поре», — размышлял он, — «а мне скучать не по чему. Ничего хорошего за эти годы школа мне не дала. Я от репетиторов получил больше знаний, чем здесь. Зато она принесла унижение, травлю и одиночество… Я думал, что дело во мне, старался доказать что-то классу, усердствовал на уроках физкультуры — но как они запомнили меня странным мальчиком, таким я для них и остался. Может быть, школа дала мне и друзей. Но друзья ли они? Скорее товарищи по несчастью. Девочки — такие же изгои, как я. Одного Борю можно по праву назвать другом. Он появился в школе только в восьмом классе и посмотрел на меня как на человека, а не как на „ботаника“. И недавно заступился за меня перед Флаеровым».

— Птитс, — Карл услышал голос Кальман.

Классная руководительница вдруг возникла прямо перед школьником.

— Завтра в одиннадцать часов утра мы сообщим результаты экзаменов, — сухо произнесла она, — Прошу не опаздывать.

— Конечно, Инесса Михайловна, — безразлично ответил Птитс.

В десять часов после полудня выпускники, родители и учителя вышли в школьный двор. Было ещё светло, и лишь очертания Петра и Павла в небе говорили о том, что наступил вечер. С крыши небоскрёба, на котором стояла школа, поднялась стайка разноцветных воздушных шариков. На каждом было написано: «Выпускной-986». Как это обычно случалось, такие облака из шариков взлетели с каждого двадцать пятого небоскрёба в городе Престольном — к радости школьников и учителей и к недовольству водителей флаеров. Вскоре на стоянку прилетела небесная баржа с открытой палубой, и ученики отправились на экскурсию по городу. Попрощавшись с родителями и отцом-во-Императоре, Карл шагнул на борт. Баржа поднялась в воздух, а во дворе люди провожали её, махая руками.