Полет орлицы

Граф Стэффорд, разгоряченный вином, не отставал. Братья Жан и Луи Люксембургские поддержали его. Первый хотел мира с Жанной, второй поддался праздному любопытству — эта девчонка всегда удивляла его. Эмон де Маси также настаивал на визите. Жанна давно стала для него наваждением. Судьбой. Не скрывал любопытства и Пьер де Монтон-Монротье. Уорвик готов был сдаться.

Все решили слова графа Стэффорда:

— До вынесения приговора остались считанные дни — мы можем никогда больше не увидеть ее!

Одним словом, любопытство победило. Оба епископа и Марго де Бошан остались — рыцари громкоголосой толпой последовали в темницу замка Буврёй.

…Жанну насторожил приближающийся топот. Точно целое войско приближалось к ее темнице! Она уже слышала голоса. Смех. Они идут за ней, пронеслось у нее в голове, они решили ее убить. Она быстро встала. Нет, не может быть. Такого не может быть. Не сейчас…

Лязгнул замок, со скрипом открылась дверь. Да, их было много, они держали в руках факелы. Но это были не солдаты — она знала этих людей…

Первым в камеру вошел граф Уорвик, за ним Жан Люксембургский, когда-то — гостеприимный хозяин, его брат Луи, епископ Теруанский, и граф Стэффорд. И среди последних, она даже глазам не поверила, разглядела Отважного бургундца де Маси, однажды выбитого ею из седла, а позже преследовавшего ее в Боревуаре с любовными домогательствами.

Отсветы пламени плясали по их лицам. Нет, эти люди не станут ее убивать. Напротив, они принесли какие-то вести…

— Добрый вечер, Жанна, — добродушно сказал граф Уорвик. — Мы решили навестить тебя и справиться, не хочешь ли ты чего-нибудь? Доброй еды или вина?

— Не скажу, граф, что этот вечер для меня добрый, но я бы выпила немного вина.

— Конечно, конечно, — граф крикнул слугу, и тот немедленно внес поднос, на котором стоял кубок, наполненный вином, и немного снеди — ножка гуся, сушеные фрукты, сыр и хлеб.

Девушка жадно смотрела на еду, но, представив, как бы она смотрелась, накинься она немедленно на этот ужин, стала гнать мысли о яствах. Она будет похожа на дикого зверя, пожирающего нежданную, брошенную кем-то добычу. Пусть — голод и холод, и унижения, которым она подвергалась здесь, она откажется от еды. Вдруг они пришли посмеяться над ней? Но нет, вряд ли…

— Вы хотите говорить со мной? — спросила она.

— Да, Жанна, — ответил граф, — за этим мы и пришли.

— Тогда пусть с меня снимут кандалы.

Уорвик переглянулся с герцогом Жаном Люксембургским, его братом Луи, со Стэффордом, и дал распоряжение снять оковы. Растерев запястья, Жанна потянулась к кубку. Она сделала глоток, другой, и сама не заметила, как выпила все до последней капли. Она редко пила вино, но сейчас это было блаженством. Давно она не испытывала ничего подобного.

— Я вас слушаю, господа, — сказала она, чувствуя, как голова ее идет кругом. Она едва не схватилась за железные прутья клетки.

Жан Люксембургский обратился к пленнице со словами:

— Мы пришли с миром. Я готов предложить отпустить вас за выкуп, только пообещайте, что никогда не восстанете против нас.

— Во имя Бога, вы смеетесь надо мной, граф…

— Отчего, Жанна?

— Я прекрасно знаю, что у вас нет на это ни желания, ни власти.

— Вы напрасно так думаете, Жанна…

Но слушать такое пленнице было смешно. Интересно, что бы сказал лорд Бедфорд, услыхав о подобном предложении графа Люксембургского? Смешно и больно…

Их разговор ни к чему не мог привести.

— Тебе стоило бы одуматься, Жанна, — неожиданно резко вступил в нелепую беседу граф Стэффорд. — Ты одной ногой стоишь на эшафоте!

— На эшафоте? — воскликнула она. — Ваш суд хотел признать меня виновной в ереси, но разве он доказал мою виновность? Нет. Если вы хотите казнить в моем лице полководца, которого вы боитесь как огня и который за один месяц отогнал от Луары весь ваш сброд, так и скажите!

Лицо Стэффорда было искажено гневом.

— Как ты смеешь называть англичан сбродом?! Чертова ведьма!

— Граф, я прошу вас, — обернулся к нему Уорвик. — Это не лучшее место, чтобы…

Но ни Жанна, ни Стэффорд не слышали его.

— За такие слова тебе стоило бы отрезать язык! — разъяренно рявкнул граф, наступая на Жанну.

— А еще лучше — голову, верно? — бросила в лицо графу Стэффорду Жанна. — Чтобы сразу и наверняка. Ведь оставь вы мне руки, я смогла бы вновь взять меч!

Лицо Стеффорда налилось кровью.

— Голову лучше! — грозно откликнулся он.

— Тогда вам придется оплакивать ваших незадачливых полководцев — Суффолка и Талбота, — язвительно усмехнулась она. — Мой брат Жан, сын герцога Орлеанского, дал слово рыцаря, что они умрут той же смертью, что и я!

Все уже были не рады, что, распаленные вином, пришли сюда. Жанна встала у стены своей клетки, гордо подняв голову.

— Я знаю, вы, англичане, погубите меня, так как считаете, что только после моей смерти Франция станет вашей. — Она усмехнулась. — Но будь даже вас, — она смотрела в глаза Стэффорду, — презренных английских чертей, на сто тысяч больше, чем сейчас, вам не получить французского королевства!

— Ах ты мерзавка! — вырвалось у графа Стэффорда. — Да как ты смеешь?!