Полет над бездной (СИ)

После смерти брата, моя жизнь превратилась в кошмар. Теперь я понимал, почему мой брат всегда имел такое странное выражение лица. Теперь я даже завидовал этому его лицу, ведь оно позволяло скрыть все, а мое лицо всегда выдавало мои чувства. Я был отвратительным лгуном, ленивым учеником и никудышным наследником. У меня отобрали гитару. Мне запретили ходить в школу: теперь моим образованием занимался отец и личные учителя. Меня раздражало все, и я протестовал, как мог. Я отказывался выполнять все, что приказывало мне отец, и это разумеется не проходило бесследно. Он бил меня каждый день, а иногда и по нескольку раз на дню. Вскоре, я стал намного выносливей и уже не терял сознание, хотя отдал бы многое, что бы просто отключиться.

Лара просто рыдала, глядя на меня. Она пыталась меня поддержать, но своими красными глазами только добивала меня. Она просила покориться, а я не хотел, просто не хотел переставать быть собой. В этом плане Валентину было проще, он с раннего детства выполнял то, чего от него хотели. Он просто не знал, что может быть иначе. Он не имел ни увлечений, ни привязанностей, а у меня все это было, и я не собирался от этого отказываться, только из-за прихоти отца.

А потом он придумал то, что я едва ли мог пережить. Он лишил меня систры. Он выдал Лару замуж! И не за какого-нибудь молодого мага, а за своего друга — Алексея Ильина. Каким бы Ильин не был хорошим, но он Ларе в отцы годился! Я был в бешенстве, но она покорно приняла это, только бы я не стал бороться еще и за нее. Тогда я видел ее в последний раз.

- Я люблю тебя, Илюша, — сказала она. — Ты сильный и ты справишься. Что бы ты не решил, а я буду тобой гордиться, потому, что ты мой любимый младший брат.

Это были последние слова, что сказала мне моя сестра.

Я лишился поддержки. Я снова остался один. Меня могли спасти лишь струны, но моя гитара была под замком. Так, как я не мог играть, я все время что-то напевал и это хоть немного, но спасало меня. Отцу я не сдавался, и постепенно он стал уступать мне. Он вернул мне гитару, и я снова мог играть. Взамен я стал прилежным учеником, но все равно не выполнял все его приказы, отказывался ходить с ним на приемы, за что, конечно же, получал, но это было уже в порядке вещей. Я забывал о боли, когда касался струн.

Я жил в этом аду, забывая о том, что может быть иначе. Каждый день я боролся за какую-то другую жизнь, в которую переставал верить. Отец постоянно называл меня бездарностью, позором рода, а моя музыка вообще была для него ничто. Я ненавидел его. Каждый день я мечтал просто удавить его, но держался. Меня снова и снова останавливал тот факт, что это мой отец, что это человек, который дал мне жить, что это тот, кому я должен быть благодарен за свое существование, хотя я давно понимал, что никогда не смогу быть благодарным. И это хрупкое равновесие сил держалось, пока последняя капля не переполнила чашу моего терпения.

Вечером, устав от тяжелого учебного дня я сидел в своей комнате и спасал себя музыкой. Меня позвал отец, но я просто проигнорировал его. Уж слишком сильно он меня утомил за сегодняшний день. Тренировки. Меч. Магия. Да и спина противно ныла от боли. Нет! Я просто не мог говорить с ним сейчас, я чувствовал, что могу сорваться, даже если просто увижу его. А вот он этого не понимал. Он влетел в мою комнату, схватил мамину гитару, и, вырвав ее из моих рук, безжалостно разбил о стену. В тот миг я даже не успел опомниться. Моя левая рука продолжала зажимать аккорд на несуществующем более грифе. Мои глаза стали мокрые от слез, а он схватил меня и швырнул следом за моим сокровищем. Я соскользнул с кровати и упал на колени перед разбитым инструментом. В тот миг я даже не понимал насколько я простая жертва. Я просто заплакал, не пытаясь сопротивляться. Слезы котились по моим щекам, пока отец нещадно лупил меня кнутом по оголенной спине. Он не говорил ни слова, будто со мной не надо было даже говорить, будто я не достоин даже пару оскорблений, на которые он прежде не скупился.