Полет на заре

Закоченевшие руки отказывались сгибаться, грести стало тяжелее. В плечах и локтях, в каждом суставе все острее ощущается боль. Вокруг не видно ни зги. Куда он плывет? Может, просто кружится по волнам на одном месте?

А что сделать, чтобы плыть наверняка? Отсыревшая стрелка компаса не светится, звезды скрыты за тучами. Глаза режет от напряжения и соленой морской воды. Временами приходится надолго закрывать их и двигаться вслепую. Остается одно: ориентироваться по ветру. Однако и на ветер надежды мало, он порывисто налетает то справа, то слева, крутит и мечется, словно гончая, потерявшая след зайца.

Положив на борт натруженные руки, Иван смежил веки: «Отдохну немного. Самую малость…»

Куницын знал другое море — южное. Он родился в приволжской степи, а рос в городе Туапсе, на берегу морского залива. Уйдя в армию, часто проводил там отпуск, любил купаться, охотиться, рыбачить. Когда в последний день отпуска вышел на рыбалку, водная гладь сверкала и переливалась в солнечных лучах, казалось, что вот-вот вспыхнет, загорится. Теплый был день, безветренный, ласковый…

Хлестнула волна, грубым рывком подбросила лодку. Иван вздрогнул и очнулся. Неужели он чуть не уснул? Ночь и море решили теперь убаюкать его, заставить забыть о своем положении.

«Этого еще не хватало! — испугался и разозлился капитан. — Усну — и конец, верная гибель».

Чтобы избавиться от расслабляющей тело и волю дремоты, летчик стал сильнее грести. Вначале это ему удавалось, но вскоре сон опять начал сковывать мышцы. Сами собой опускались веки, и открывать их навстречу колким брызгам становилось все труднее.

Снова впадая в забытье, Иван сквозь шум ветра и всплески волн услышал грустную и нежную мелодию. Сперва она доносилась будто издалека, потом сникла, затихла совсем и вдруг зазвучала отчетливее, громче, в ее переливы вплелись тревожные, берущие за душу аккорды. И он вспомнил: полонез Огинского «Прощание с родиной».

Впервые Куницын услышал эту мелодию, еще будучи курсантом — военного авиационного училища. А недавно они с Лилей слушали радиопередачу, посвященную трагической судьбе польского композитора и истории создания этого музыкального произведения. Но почему полонез зазвучал здесь, над ночным морем?

«Иллюзия, — пронеслось в сознании. — Опять засыпаю. Нет никакой музыки… И спать нельзя. Рано еще прощаться с Родиной. Надо жить!»

А как бороться с иллюзиями?

Иллюзии нередко возникают у летчиков в слепом полете, когда самолет идет в непроглядной темени облаков. Приборы показывают, что машина находится в горизонтальном полете, а пилота неотвязно преследует ощущение, что он мчится со снижением в крутом развороте.

В таком ложном ощущении всегда таится опасность. Стоит поддаться ему, отвести взгляд от приборов, двинуть рули не в ту сторону, которую диктует авиагоризонт, — и ты камнем полетишь вниз.

Впрочем, противостоять иллюзиям слепого полета не столь уж сложно. Тряхни головой, перемени позу, пошевелись, следи за показаниями приборов и верь только им.

Так, видимо, надо избавляться от иллюзий и здесь, в условиях полной темноты и непрерывной морской качки. Но вот беда — одолевает еще и тягучая дрема.

Как прогнать сон? Надо петь. Он где-то читал об этом.

Почти неслышным голосом, еле разжимая потрескавшиеся губы и отплевываясь от горькой морской воды, Куницын запел. О матери, которая куда-то провожает своего сына, и сыне, который прощается с ней.

Песня была грустной. Ну ее, эту песню! Затянуть бы что-нибудь веселое, но из головы выветрились все песни, которые он когда-либо знал. Ага, вот:

В жизни всему уделяется место,
Рядом с добром уживается зло.
Если к другому уходит невеста,
То неизвестно, кому повезло.

Из всех слов лукавой, шуточной финской песни Куницын вспомнил сейчас только один этот куплет и ее задорный припев с непонятными словами: «Рулатэ, рулатэ, рула…»

Песня приободрила. Иван даже улыбнулся, догадываясь, почему пришли на ум именно эти слова.

Однажды Лиля рассердилась на него. Не хотела, чтобы он уходил на охоту.

— Опять будешь пропадать невесть где больше суток, а каково мне? Ты об этом и думать не хочешь. Вот возьму и уеду, тогда спохватишься.

В таких случаях, когда жена с укором выговаривала ему, Иван обычно отмалчивался. А тут усмехнулся и с нарочитым вздохом поддразнил:

— Уедешь, значит? Ну что ж, смотри, твое дело. Если к другому уходит невеста, еще неизвестно, кому повезло…

Блеснув глазами, Лиля хотела рассердиться еще сильнее, а вместо этого рассмеялась. Она сама любила потихоньку напевать веселую финскую песенку, а в ней, оказывается, нашлись слова и против нее.

На второй день, когда Иван возвратился домой, Лиля встретила его как ни в чем не бывало. Она вообще не умела долго сердиться, а после разлуки, даже самой короткой, становилась еще внимательней и всё хлопотала возле стола, зная, что аппетит у Ивана завидный.

А уж как поел бы он сейчас, после многочасового купания в холодных морских волнах! При мысли об этом у Ивана засосало под ложечкой…