Сам Линде за последние двадцать лет совсем не изменился, почти такой же, каким его изобразил Николай Трийк на своем портрете в 1914-м, только немного погрузнел, подернулся серой дымкой. Во всяком случае, красавица-блондинка, его четвертая или пятая жена, которой он представил меня как сына старых друзей, была моложе его, по крайней мере, лет на тридцать. Конечно, после того, как его издательство «Варрак» в 1924 году обанкротилось, репутация Линде среди широкой и, как водится, плохо информированной общественности была подпорчена. В то же время близкие друзья — и какие друзья?! — Таммсааре[68], Суйтс[69], Элиасер[70], Туглас et cetera — готовы были стоять горой в защиту его чести. Что касается отношений с женщинами, возможно, и не всецело. Цивильные же, безупречные его деяния — целиком и полностью поддерживали.
Итак, я подошел к столику молодой госпожи Линде, махнувшей мне рукой. По пути заметил, что рядом с ней, одетой в платье апельсинового цвета, сидел господин в буднично серой одежде. Худощавый, похоже, довольно высокий, с маленькими седыми усиками, примерно шестидесяти лет. То есть ровесник Бернарда. Я к этому поколению испытывал подчас чувство ревности, в котором присутствовали и легкая насмешка, и прощение, и тень сочувствия молодой госпоже Линде: друзья ее мужа должны были быть пожилые и для такой молодой женщины вряд ли интересные мужчины…
«Господин Паэранд — да-авнишний знакомый Бернарда… — пояснила молодая госпожа своему спутнику. — А вам, господин Паэранд, я устрою настоящий историко-литературный сюрприз. Да-да. Знакомьтесь: писатель Артур Валдес».
Мне удалось в изумлении удержать язык за зубами — ибо это действительно, в известном смысле, был сюрприз — на секунду, чтобы это не помешало тут же произнести:
«Чрезвычайно рад. Я имею в виду, что то, о чем я давно догадывался, оказалось правдой. Значит, сообщение Фриддеберта Тугласа о смерти господина Валдеса было предположением. Постойте — где и когда, по его данным, вы должны были погибнуть?..»
Валдес мягко ответил: «Ох, знаете, не будем его обвинять. Он получил эти сведения от сержанта Кусты Тооминга, который служил вместе со мной. Славный человек. Тооминг был ранен спустя пять минут после меня. Так что он видел, как я упал, и позднее сообщил на родине то, что видел. Ах, где? И когда? Под Иперном в Бельгии. 20 января 1916-го».
Он прикурил свою трубку с прямым мундштуком и выпустил в эрзац-табачный «Фейшнер» голубое, с фантастическим запахом облачко дыма уж не знаю какого табака, капитанского или адмиральского.
Я сказал: «Господин Валдес — ммм — почему-то у меня такое чувство, будто ваше пребывание здесь — хрупко, если не сказать, эфемерно. Обещаю, что не стану вам задавать вопросов. Даже о ваших знаменитых «Ступенях», дескать, не появились ли они, часом, где-нибудь, о чем мы и не слышали. Но позвольте мне надеяться, что вы хотя бы в нескольких словах расскажете нам о том, как жили все это время, — для истории эстонской литературы?»
Валдес сказал, попыхивая трубкой:
«Дорогой юноша. Пока вы стояли в дверях этого зала, осматривались вокруг и потом пробирались к нашему столику, госпожа Линде успела мне рассказать самое главное о вас. Но, невзирая на это, давайте не будем говорить об истории литературы. Я за эти двадцать четыре года почти ничего не написал. И все, что у меня есть, лежит в моем маленьком доме на острове Канала Олдерни, который сейчас в руках немцев. А так сказать, по линии биографической могу сообщить следующее… — Он опять набил трубку и продолжал: — В конце шестнадцатого года — снова вступил в строй, как у вас говорят…»
«Если можно спросить, в каком звании?»
«В звании капитана. И закончил службу во Франции в 1922-м».
«Но в английской армии?»
«Само собой».
«Позвольте узнать: в каком звании?»
Валдес улыбнулся, обнажив желтые от курения, но все еще очень крепкие зубы: «Подполковника. Ну, если вы помните: уже Туглас как-то связывал меня с военной карьерой. А с 1922-го до начала настоящей войны во Франции я занимался разным бизнесом».
«И откуда вы сейчас приехали?..»
«Из Парижа. Ибо несмотря на то, что моя физическая родина находится между Англией и Францией, моя духовная родина — Париж. Но приехал я оттуда, разумеется, через Виши. Потому что здесь я почти официально. А это возможно только через Виши. В данный момент».
«И что вы тут делаете — спустя четверть века? — осведомился я, совершенно забыв о сдержанности под натиском любопытства. — Посещаете старых друзей?..»