Полет мотылька

Улыбка Марины сделалась грустной.

– Хотелось бы в это верить.

Приподнявшись на цыпочках, девушка присела на край широкого подоконника.

– Идите сюда, – сказала она, похлопав ладошкой рядом с собой. – У нас есть немного времени.

Подоконник был широкий, и Геннадий Павлович, проявив деликатность, сел не рядом с девушкой, как бы ему хотелось, а чуть в стороне – коленки их разделяло расстояние примерно в полметра. Марина глядела в сторону, на выщербленную раковину, на край которой кто-то прилепил жвачку. Казалось, она не знала, с чего начать разговор, или не решалась это сделать. Геннадий Павлович молча ждал – у него не было даже догадок относительно темы, которую им предстояло обсудить. К тому же молчание не тяготило его – Геннадий Павлович воспринимал тишину как нечто вполне естественное. Калихин не понимал, что хотела от него Марина, но ему все равно было приятно сидеть вот так рядом с ней и просто молчать.

– Геннадий Павлович, – Марина по-прежнему глядела на прилепленную к раковине жвачку, – вам не кажется, что в последнее время происходит очень много странного?

Прежде чем что-то сказать, Геннадий Павлович серьезно задумался. Что имела в виду Марина? То, как они вместе прятались в крошечном подвальчике? Или его поспешное бегство после того, как они покинули убежище? Проверяла ли она его или ждала извинений? А может быть, сама хотела извиниться? Взвесив как следует все «за» и «против», Геннадий Павлович ответил:

– Нет, ничего странного я в последнее время не замечал.

Наклонив голову, Марина глянула на него искоса.

– А как насчет генетической чистки?

– А что в этом необычного? – искренне удивился Геннадий Павлович. – Проблема назрела – надо ее решать.

Марина подняла голову и приложила два пальца к подбородку, так, словно хотела поддержать его.

– Вы очень хороший человек, Геннадий Павлович, – она произнесла эти слова задумчиво, не констатируя факта, а как будто все еще сомневаясь.

И все равно Геннадий Павлович смутился, настолько, что щеки его слегка порозовели.

– Ну, вы прямо скажете, Марина, – невнятно пробубнил он.

Марина посмотрела Калихину в глаза, чем еще больше смутила его.

– Вы со мной не согласны?

– В чем? – не понял Геннадий Павлович.

Не ответив, Марина хмыкнула и снова отвернулась.

– Вы верите в реальность мира? – спросила она чуть погодя.

– Ну, в принципе да.

Геннадий Павлович сказал «ну, в принципе», вместо того чтобы сказать просто «да», только потому, что вопрос показался ему странным. А если так, то, следовательно, он таил в себе какой-то подвох. Прямой и однозначный ответ на вопрос с подвохом скрывал в себе опасность оказаться в глупом положении. Именно поэтому Геннадий Павлович сказал:

– Ну, в принципе да.

– И насколько, по-вашему, этот мир реален? – тут же задала новый вопрос Марина.

– Как это? – вконец растерялся Геннадий Павлович.

– В какой степени?

Быть может, Марина полагала, что внесла необходимое уточнение, однако Геннадию Павловичу слова ее ни грана не добавили к пониманию сути заданного вопроса. По его мнению, пытаться определить степень реальности в той или иной системе оценки мог только психически нездоровый человек, для которого объективная картина действительности накладывалась на причудливый мир его собственных фантазий. Причем это должна была быть истинная субъективная реальность, а не имитация таковой. В качестве наглядного примера тут же приходили в голову имена двух великих художников: Ван Гога и Дали. Если картины Винсента являются истинным отображением его искаженного видения мира, то Сальвадор, играя на публику, ловко имитирует душевное расстройство. Поэтому имеет смысл говорить о степени реальности картин Ван Гога, который отображал на своих полотнах то, что видел. Работы же Сальвадора Дали, созданные на основе голой техники, не являются отображением его внутреннего мира, поэтому глупо и бессмысленно было бы оценивать степень их соответствия действительности. Они являются вещью в себе, а потому так же реальны, как и разбившийся в лепешку автомобиль, в останках которого на первый взгляд сложно уловить сходство с тем, что они представляли собой изначально.

И тем не менее Марина задала вопрос. Более того – она ждала ответа.

– Эта какая-то игра? – ушел от ответа Геннадий Павлович.

Губы Марины на секунду сложились в некое жалкое подобие улыбки. Сунув руку в карман, она достала пачку сигарет и желтую пластиковую зажигалку.

– Хотите? – протянула она пачку Геннадию Павловичу.

– Я не курю, – смущенно улыбнулся Калихин. – Мне казалось, что и вы тоже не курите.

Резким движением Марина выдернула из пачки сигарету, сунула ее в угол рта и, щелкнув зажигалкой, прикурила. Глубоко затянувшись, она на несколько секунд задержала дыхание и как будто с наслаждением прикрыла глаза.

– Это вы меня научили курить, – выдохнула она вместе с облаком табачного дыма.

– Я? – удивленно приподнял бровь Геннадий Павлович.