Полет мотылька

Сказано это было так, словно в половине зверских убийств ведущий обвиняет стоявшего перед ним доктора. Семен Северинович ответил в своей обычной манере – спокойно, глядя мимо собеседника, мнение которого, судя по всему, было ему глубоко безразлично. Доктор Вертер хотел, чтобы всем – и назойливому ведущему, и сержанту в дурацкой маске, и режиссеру, сидевшему за звуконепроницаемой стеклянной перегородкой, и оператору, прячущемуся за камерой, и зрителям, которые смотрели передачу, сидя у экранов своих телевизоров, – было ясно: он готов проанализировать предоставленные ему факты, но при этом не намерен делать никаких окончательных выводов.

– Давайте разбираться во всем по порядку, – предложил всем, кто его слушал, доктор Вертер. – Во-первых, как я понимаю, нет никаких оснований связывать задержанных военным патрулем больных порфирией с убийствами в области.

– Но эти, как вы выражаетесь, больные напали на патруль! – возмущенно взмахнул фотографией ведущий. – И ведь это они убили солдата!

– Кто вам это сказал? – с усмешкой посмотрел на ведущего Семен Северинович.

– Наш гость. – Ведущий, словно ища поддержки, протянул руку в сторону сержанта. – Он уверяет, что убийство его сослуживца было делом рук человека!

– Пусть так, – не стал спорить доктор. – Но почему вы полагаете, что это были больные порфирией?

– Они напали на патруль! – повторил свой первоначальный довод ведущий.

– Больные тяжелыми формами порфирии предрасположены к различным психическим расстройствам, от легкой истерии до маниакально-депрессивного синдрома и исступленного бреда. Вполне возможно, что именно это было принято патрульными за проявление агрессии. Ведь, если я не ошибаюсь, – обратился Семен Северинович к гостю номер один, – никто из солдат, встретившихся с больными, не пострадал?

– Тот, которого взяли живым, укусил одного парня за руку, – ответил сержант.

– Надеюсь, он после этого не стал вести себя неадекватно во время полнолуния? – с едва заметной иронией поинтересовался Семен Северинович.

– Не понял, – буркнул человек под маской.

– Доктор Вертер хочет спросить, не стали ли после этого проявляться у вашего сослуживца признаки ликантропии? – иначе сформулировал вопрос ведущий.

– Нет, – уверенно покачал головой сержант.

Ведущий едва ли не с досадой цокнул языком.

– Ничего удивительного, – уже в открытую усмехнулся Семен Северинович. – Как я уже сказал, порфирия является следствием генетических нарушений. Следовательно, не передается иным путем, кроме как по наследству. Прежде чем продолжать, давайте еще раз условимся, – обратился Семен Северинович к ведущему. – Я не берусь отвечать на вопросы о ликантропах. Все, что я мог сказать, имеет отношение лишь к больным порфирией.

– Хорошо, – не стал спорить ведущий. Он понимал, что в лице научного консультанта ему достался далеко не самый податливый материал. Но ему и прежде приходилось сталкиваться с такими, поэтому он знал – для того чтобы заставить доктора Вертера работать в нужном для рейтинга передачи ключе, следует не давить на него, а, напротив, во всем с ним соглашаться и постепенно, не торопясь, исподволь подводить к тем выводом, которые его любезно просили сделать еще до начала передачи. – Однако, до того случая, когда военный патруль встретил стаю ликантропов, простите, больных порфирией, никто в области не слышал о них. Почему больные люди жили в лесу? – Ведущий даже пожал плечами, чтобы продемонстрировать недоумение.

– Эритропоэтическая порфирия, увы, не лечится. Естественно, с помощью медикаментозных методов страдания больных можно облегчить. Но вам, я полагаю, не хуже, чем мне, известно, в сколь плачевном состоянии находится сейчас наша медицина. Если у больного нет денег на лечение, то на квалифицированную медицинскую помощь рассчитывать не приходится. А теперь представьте себя на месте этих несчастных больных. Вы живете в глухой провинции. Окружающие относятся к вам если и не со страхом, то с плохо скрытой неприязнью. Да вам и самому внушает отвращение собственное изуродованное болезнью тело. Какие у вас перспективы? Только угодить в сумасшедший дом, когда изменения психики станут необратимыми. Да и то лишь в том случае, если в области имеется заведение для содержания душевнобольных. Больные порфирией становятся изгоями, вместо медицинской помощи им уготован, по сути, смертный приговор. Не исключено, что сами родственники больных стремятся от них избавиться, дабы не взваливать на себя непомерную обузу, каковой является забота о безнадежно больном. Поэтому меня отнюдь не удивляет факт совместного проживания довольно большой группы больных порфирией. Во-первых, в обществе себе подобных они не чувствуют себя монстрами. А во-вторых, вместе им проще выжить.