— Теперь вы общественное достояние, Ханс Кристиан! Воротник, поднятый до самых ушей, не спрячет вас от них, — она вновь повернулась к окну. — Вот и жирный бургомистр. Сейчас прямо лопнет от гордости. Видно, готовится произнести еще одну свою речь! — ехидно произнесла она, но затем ее тон смягчился: — Дети идут сюда. Какие же они хорошенькие!
Дверь распахнулась, и внутрь ввалился бургомистр. Другой вошедший поставил кресло на середину комнаты и жестом указал на него Андерсену. Поэт сел, и сразу же его окружили дети, поющие песню и протягивающие ему цветы. Когда песня закончилась, они положили цветы на пол вокруг его кресла, и одна девочка вышла вперед.
— От детей Оденсе, герр Андерсен, мы… мы приносим вам свои приветствия и по… поздравления.
Бургомистр начал шепотом подсказывать ей слова, но она была слишком напугана, чтобы понять их. Приложив один из пальцев ко рту, она продолжила:
— Вы открыли для нас новый мир… чудесный… чудесный мир…
Андерсен был готов уже расплакаться. Он протянул руку и притянул ребенка к себе.
— Прекрасная речь, моя дорогая. Самая лучшая из всех речей, которые я сегодня слышал!
— Но я совсем забыла ее! — промямлила девочка, теребя ленточки на своей юбке.
— Какое это имеет значение? И со мной такое случалось.
— О, это очень важно, — сказала девочка, протягивая конверт. — Бургомистр сказал мне, чтобы я передала вам его.
Андерсен схватил его и поближе поднес к глазам, чтобы разобрать буквы в тусклом свете.
— Это телеграмма от короля!
— Действительно! — воскликнул бургомистр. — Как любезно с его стороны!
Но высокий гость не слушал его. Он надорвал конверт и достал оттуда лист бумаги.
— «К тем почестям, которые оказывают вам сегодня ваши сограждане, — прочитал он, — я и моя семья добавляем свои искренние поздравления. Кристиан, король Дании!» Теперь мое торжество завершено! Мне больше нечего желать! — И он откинулся в кресле, довольно улыбаясь.
— Более высокой чести и ожидать нельзя, — произнес бургомистр так, словно был экспертом в этих делах. — Теперь, если вы позволите, я зачитаю эту телеграмму людям на улице.
— Возьмите! Прочтите ее всем! — воскликнул Андерсен, передавая ему телеграмму. — Вся Дания должна присоединиться к моему счастью!
Бургомистр вышел, и в комнате остались только Ханс и дети, не считая женщины у окна. Малышка, которая читала речь, нежно положила свою руку к нему на коленку.
— Мне мама не разрешила спрашивать, герр Андерсен, но не могли бы вы рассказать нам сказку?
Ханс улыбнулся и посадил ее к себе на колени. Другие дети, радостно перешептываясь, уселись на пол вокруг его кресла.
— Матери всегда боятся, что вы можете быть надоедливыми, не так ли? — спросил он. Малышка рассмеялась, и он продолжил: — Я думал о сказке, которая начинается здесь, прямо в этой комнате, это история о неуклюжем мальчике в смешной шляпе, который хотел посмотреть мир.
— Огромный, огромный мир, — сказала маленькая девочка, — как в «Гадком утенке».
— Так, значит, вы знаете эту историю, — не без удовольствия произнес Андерсен.
— Каждое слово. Но я никогда не слышала, как вы рассказываете ее.
— Я расскажу вам ее конец, потому что часть ее происходит сейчас. Остались позади томительно длинные дни на птичьем дворе, жестокость старой женщины и зима на болоте. Теперь была весна, прекрасная весна. Яблони стояли в цвету, а лилии опустили свои головки, чтобы полюбоваться своим отражением в воде. «Зима закончилась!» — крикнул Утенок, и ему захотелось поплавать.
— Но он боялся, — вставил ребенок. — Он все еще помнил щипки уток и кур и остался лежать в камыше, глядя на солнечный свет.
— Да, — мечтательно произнес мужчина. — Камыши были его друзьями. Они склонились и накрыли его.
— Собрались члены Гильдии лавочников! Они ждут вашего выступления, герр Андерсен, — произнес от дверей домика бургомистр.
Но поэт продолжал рассказывать свою историю, словно ничего не слышал.
— Утенок был благодарен камышам. Он думал, что они любят его, а он знал, что такое любовь. Мать-курица на птичьем дворе любила его.
— Конечно, — подтвердила маленькая девочка, — потому что он был ее маленьким сыном. Все матери любят своих маленьких сыновей.
— А своих маленьких дочерей? — спросила Карен из темного угла. — Их они любят тоже?
— Конечно же, они всегда любят своих маленьких дочерей!
— Прошу прощения, что прерываю вас, герр Андерсен, но не могли бы вы выйти и поприветствовать собравшихся жителей, — вмешался бургомистр.
— Там холодно. К тому же у меня болят зубы. Поговорите с ними вместо меня. — Он повернулся к детям. — И так Гадкий утенок посмотрел в небо и…
— Вы должны выйти, герр Андерсен, — умолял бургомистр.
— Я устал, — ответил Ханс, раздраженный его настойчивостью.
— Но вы не можете совсем проигнорировать их. Они смотрели на вас на балконе в Зале гильдий. Затем услышали, что вы пришли сюда. Они ожидают увидеть вас!
— Они видели меня утром в процессии, — ответил Ханс, пытаясь поскорее уладить дело. Он вновь вернулся к истории.