Я невольно содрогнулся. Разумеется, я все помнил.
– Рольки-то поменялись, а, Ящер? – он хохотнул.
– Не дыши на меня, жиромяс!
Ладонь Поэля вновь обожгла мою щеку. Голову крепко мотнуло.
– Ну что? Будем говорить?
– О чем?
– Как о чем? О твоих фокусах, голубь мой ясный. Это ведь твои парни устроили на Малоникитской побоище?
Я нахмурился.
– Ты имеешь в виду ресторан «Южный»?
– Хочешь, называй его южным, а хочешь, северным, только на самом деле это особняк Лаврентия Павловича. Сам Сталин разрешил ему там поселиться. Еще в старые добрые времена. А вот зачем туда сунулся ты, мне совершенно не ясно. Может, растолкуешь?
Я молчал.
– Между прочим, Август твой повинился, рассказал, что в доме было полным-полно ваших «жучков». И с Москаленко, судя по всему, у тебя была налажена отменная связь. Впрочем, ты ведь его называл иначе.
– Не понимаю…
– Брось! Все ты прекрасно понимаешь, конспиратор хренов!
Что-то скрипуче провернулось в голове, я с усилием выдавил из себя:
– Васильич?
– Ну наконец-то! – Кора хлопнул себя по колену. – Разумеется, он!.. Вы поймите, Павел Игнатьевич, мы не давим на психику и ничего не выдумываем. Всю информацию целиком и полностью дает нам сам подследственный. Вот вы напряглись и поняли, кто есть кто. Может, еще не до конца поняли, но начало положено, все остальное – дело времени. Уверен, очень скоро картина для вас окончательно прояснится.
– Полезно бы дать ему почитать показания Каменева с Зиновьевым. – Проворчал Поэль.
Кора кивнул.
– Да уж, вот где настоящее творчество! Какие акценты, какая фразеология! И никто их пальцем не тронул, клянусь вам! Сами все прочувствовали. Потому что повторяю: главное для наших клиентов – задуматься! – Кора рассудительно кивал в такт своим фразам. – Чего греха таить, всем нам есть, над чем поломать голову, в чем повиниться. Беда только в том, что не хочется нам этого делать. Не хочется – и все тут! Вот и приходится господам следователям чуточку перегибать палку. Их можно понять. Да, да! Они ведь искренне хотят помочь подследственным! У иных просто сердце кровью обливается, – переживают после допросов, заснуть не могут. Все из сострадания к клиентам… Признайтесь, вы ведь и сами мучились в последнее время? Наверняка ничего не могли понять. Голоса какие-то потусторонние, кошмары во снах, интриги. Этак у кого хочешь голова кругом пойдет. Вот и рассудите, может, пора кончать с этим загадочным туманом? Мы со своей стороны готовы вам помочь. Так сказать, подставить плечо. Вы только обопритесь!
– Во-во! Считай нас своими ангелами-хранителями, – ухмыльнулся капитан Поэль.
– Пожалуйста, не примите это за иронию! – подхватил Кора. – Мы в самом деле стремимся облегчить ваше положение, вытянуть вас из той трясины, в которую вы угодили.
Я хмуро глядел на «помощничков», пытаясь угадать по лицам, куда именно они гнут. Если эти стервецы играли, то играли, надо признать, на редкость виртуозно.
– Ну же, Павел Игнатьевич, решайтесь! Вы же сами видеть, как нам не хочется прибегать к крайностям.
– Значит, снова тридцать седьмой год? – язык повиновался с трудом. Я чувствовал себя так, словно без текста, без какой-либо подготовки меня вытолкнули на сцену перед битком набитым залом. Партнеры что-то говорили, мимикой и жестами подсказывая нужные фразы, но я по-прежнему терялся, работая явно не по сценарию.
– Господи! Да причем здесь это? Тридцать седьмой, тридцать шестой – какая разница?… Кстати сказать, в тридцать седьмом пост кровожадного наркома занимал пигмей Ежов. Лаврентий Павлович стал таковым лишь в тридцать восьмом году. Но так уж вышло, что валить все стали на него одного. А Дзержинского, Ягоду с Ежовым отчего-то забыли. Странно, не правда ли? А ведь этому тоже есть объяснение. Хотите, поделюсь?… Так вот, ни Дзержинский, ни Ягода, ни Ежов не замахивались на святая святых – на власть партии, а Лаврентий Павлович не убоялся – замахнулся. По культу Сталина первым шарахнул тоже именно он. Хрущев только потом уже повторил его перлы. Куда скромнее и тише.
– Робел генсек! – зло протянул Поэль. – Знал, что и тени порой возвращаются.
– А если не знал, то чувствовал, – подтвердил Кора. – Потому и поспешил расстрелять Берию как можно раньше, потому и внес путаницу с датами. Чтобы стенограммы выступлений Лаврентия Павловича выглядели заведомой липой. Как же! Расстрелян задолго до собственного разоблачающего выступления! Что же это, как не поклеп и выдумка ЦРУ! Вы понимаете, о чем я говорю?
Понимаю ли я? Замечательный вопросец! Голова у меня кружилась, я глядел на допрашивающих мутным взором и едва сдерживался от того, чтобы не замолотить зудящей ступней по полу. Гипс продолжал вспучиваться, нога силилась изнутри разорвать марлевые путы.
– Все равно молчит, – тихо пробормотал Поэль. – Ну что ты будешь с ним делать!
– По-моему, наш уважаемый клиент попросту не осознает исключительности момента. Возможно, он действительно не имеет представления о случившемся?
– Не слепой же он в самом деле?
– Все равно. Ты бы описал ему сложившуюся ситуацию. Хотя бы в общих чертах.