– Я позволил главкому Хитрой Лисе провести себя как ребенка. Ее коварство как раз под стать Гениальному Стратегу, если бы только этот сукин сын существовал на самом деле. Хитрая Лиса дождется, пока мы совсем обессилим, и явится покончить с нами. Избавиться от высшего командования, в том числе и от нас, будет для нее проще, чем прихлопнуть муху.
– Обри, прости, что спрашиваю, но… чем это ты занят?
– Накручиваю себя, – осклабился Даргер. – Я как крыса, лучше всего сражаюсь, когда меня загоняют в угол и все кажется безнадежным. – После паузы он добавил: – Как там поживает твоя новая семья?
– Не слишком хорошо. И Ужасный Надоеда, и Злобный Отморозок заразились, но за ними ухаживает Огненная Орхидея. Она запретила мне приближаться к членам клана. Говорит, что хочет оградить меня от эпидемии, чтобы я мог найти лекарство, но мне кажется, она просто пытается меня защитить. Вся ирония в том, что я почти наверняка невосприимчив к заразе. Редкие болезни действуют одновременно и на людей, и на собак.
– Значит, на твоих родичей можно не рассчитывать, если придется спасаться бегством?
– Увы, нет.
Даргер вздохнул и повернулся спиной к реке.
– От тебя так и веет целеустремленностью. Зачем ты меня искал?
– Чтобы передать, что Белая Буря хочет видеть нас обоих. Говорит, это важно. Но ничего больше.
Пока они шли по Перекрестку, Довесок поразился контрасту между радостными лицами местных жителей и угрюмыми физиономиями солдат императора. Казалось, что настроение города меняется вместе с его запахами: от корзин с сухофруктами и специями в продуктовых лавках до свежего помета и застаревшей крови на птичьем рынке, от еды, шипящей на угольных жаровнях в ресторанах, до бочонков с использованным кухонным жиром, дожидающихся мусорщиков в переулках за ними. Он и Даргер остановились полюбоваться двориком, который какой-то мужчина украшал фонариками и цветами.
– Я готовлюсь к восьмидесятилетию матери, – пояснил хозяин, спустившись с лесенки. – Друзья и родственники съедутся на праздник со всей округи.
– Разве им не помешает война?
– Ничуть. Армия Трех Ущелий не препятствует перемещениям – скорее, наоборот, способствует, очищая дороги от бандитов. Конечно, они проверяют всех, кто проходит через подконтрольные земли, чтобы из Перекрестка не ускользнули тайком ни солдаты, ни оружие. Но все это мелкие неудобства. Захватчики тоже досматривают всех, кто прибывает в город.
Даргер и Довесок отправились дальше мимо чайных столиков, бочонков с сушеным табаком, мусорных баков, чанов с кипящим бельем, пролитого пива. У одной таверны пришлось ненадолго остановиться: внутри вспыхнула драка между солдатами в увольнении и местными хулиганами.
– Такое всегда случается, когда приходит чума, – заметил тощий дряхлый торговец винарбузами. Лицо у него (или у нее) походило на лоскут старой лошадиной кожи. – Особого вреда не будет. Ну, может, выбьют пару зубов или глаз, оторвут палец-другой. Ну, там, ногу. Это всегда можно отрастить заново.
Сушильные стойки с рыбой, речной ил, едкие кошачьи метки, горячие сдобные булочки, недавно политый папоротник, пудра и духи, гадкий запах ферментированного соевого творога. Когда они проходили мимо борделя, из двери вывалились и едва не сбили их с ног двое пьяных молодых солдат.
– Постыдились бы матерей захаживать в подобные заведения, – укорил их Даргер.
– Раньше меня было не заманить в эти притоны – боялась подцепить заразу, – отозвалась одна из девушек. – И что взамен? Все равно заболею, только удовольствия не получу. Вот я и решила это дело исправить.
– Вряд ли я еще увижу мать, – дерзко заявила вторая. – А значит, буду поступать, как пожелаю. Не важно, что она подумает, – она никогда не узнает, что я вытворяла с теми красавчиками.
Перец, деготь, консервированные шкуры, активно растущая плоть клонированной зебры, обогреваемые полотняные палатки, мази, кучи медицинских отходов. Даргер с Довеском шагали но улицам, попутно собирая информацию и наблюдая за жизнью и простыми радостями горожан и за грубостью и страхом захватчиков. Казалось, что городов два и один накладывается на другой.