— Нет, это ты послушай, — голос Таунса понизился. — Я убил двоих. Добавь туда же Харриса, Робертса и Кобба, у которых нет никаких шансов. На том же пути Кепель. Шестеро. Шесть человек, Лью. Ты хочешь, чтобы я умертвил ещё восьмерых, пытаясь поднять с земли эту химеру?
Моран ждал. Стрингер скрылся из виду. Остальные, сидя под пологом, разбирали инструменты, готовые ухватиться за свой единственный шанс.
— Сколько раз, Фрэнк, ты нарушал лётные инструкции, и все сходило? Сотни раз. Ты сам рассказывал, как сажал машины с избытком горючего, потому что это было безопаснее, чем идти на новые виражи при забитых воздушных путях. В конце концов, именно пилот принимает решение, потому что он там, на самолёте, и должен его посадить, а ребята из наземного контроля сидят себе на земле задницами в креслах и пьют чай.
Таунс снова зажмурил глаза, и Моран знал, что он слушает.
— Я заметил, как стая гусей пересекла наш курс как раз перед тем, как мы попали в песчаную бурю, с запада на восток. Знаешь, что случилось бы, если бы мы повернули на Эль Ауззад и попробовали сесть? Его бы закрыли ещё до того, как там оказались эти чёртовы гуси. Все закрылось бы для нас — господи, ведь не только здесь прошла эта буря! Если ты не усвоишь правильный взгляд на это крушение, то, Фрэнки…
— Хорошо, я не виноват. — Голос Таунса был таким же измождённым, как и лицо. — Опять же, я не буду виноват и тогда, когда этот умненький мальчик построит свою ветряную мельницу, а вы в неё заберётесь, — потому что я её не поведу. Все что угодно — только не убийство.
Моран поднялся. На вспотевшие ноги налип песок, солнце жгло спину. Он сказал:
— Ты ведь знаешь, может пройти шесть месяцев, а нас не найдут.
— Мы продержимся столько, сколько хватит воды. На тридцать дней её не хватит.
Моран вышел на солнцепёк, зажмурив глаза, обогнул самолёт, осмотрел большой пропеллер правого двигателя. Две лопасти были повреждены, но Стрингер сказал, они их укоротят, все три, и потеряют не больше пяти процентов площади. Он понимал, что имел в виду Таунс. Три металлических плоскости, раскрутившись с двухтысячефунтовой силой, поднимут собственную песчаную бурю и в миг сломают любую недостаточно прочную структуру. Такой пропеллер способен скосить целую армию.
Рядом появилась чья-то тень.
— Инструменты не так уж плохи, — заметил Белами.
— Да?
— Дрянь, конечно, но могло быть и хуже. — Он уверенно смотрел в глаза штурману, скрестив на груди руки, и не спрашивал, какое решение принял Таунс: они слышали их спор и знали, что Таунс против.
— Вы доверяете Стрингеру? — спросил Моран. — То есть его способностям?
— Да. Потому что он способен на сумасбродство.
Моран понял, что он имеет в виду. То же самое высказал и Лумис. Это было общее их мнение.
— Мне попадались такие технари, — сказал Белами. — Всегда немного с приветом. Если такому втемяшится идея, его уже не остановишь. Стрингер из них.
Моран стукнул ладонью по пропеллеру. Он был крепким. Стрингеру штурман доверял, но верил также и в Таунса, в его опыт. Голова его раскалывалась. Насколько пессимизм Таунса был связан с двумя могильными холмиками, с чувством личной вины? Насколько оптимизм Стрингера объяснялся одержимостью технической задачей, которая не учитывала такие человеческие факторы, как жажда, голод, самосохранение?
Только не смотреть под ноги, вспомнил он слова Лумиса. Он спросил:
— А как остальные?
— Все готовы приступить к делу, кроме Уотсона и мальчишки Тилни. Не знаю только, как быть с пилотом.
— Значит, пятеро из восьми?
— Большинство.
— Тогда начинаем.
ГЛАВА 8
По песку шла арабская девушка лет четырнадцати, обнажённая. Маленькие груди подпрыгивали в такт движениям. Сержант Уотсон напряжённо ждал её, прикрыв глаза от жаркого марева.
Никогда раньше ему не случалось видеть миражей. Господи, прошло, должно быть, уже три недели с тех пор, как он последний раз был с женщиной. В Джебеле борделя не было, две недели никого не было рядом — только проклятый Харрис. И как это терпят нефтяники? Женщины в такие посёлки не допускаются, их тут же изнасилуют.
Его коснулась лёгкая тень девушки.
— На всякий случай нам нужно знать, присоединяетесь вы к нам или нет?
Он скосил глаза и увидел штурмана. Мысленно выругавшись, сержант сказал:
— Вот уж не думал, что вы серьёзно.
Моран всмотрелся в постоянно хмурую кирпично-красную физиономию: над мясистым носом почти срослись чёрные брови. Сержант растянулся в тени полога, оголив огромные лодыжки. С уходом капитана вид его был подчёркнуто неслужебный.
— Мы приступаем к работе сегодня вечером. — Моран заметил, что находившийся рядом Тилни тоже слушает. — Как только станет прохладнее.
— Дело ваше, я так понимаю. — Уотсон засучил ногами.
— Поэтому на вас не рассчитывать?