Кейт следила за происходящим по газетам и сообщениям радио, но все-таки это представлялось ей более или менее отвлеченной абстракцией. «Потери в живой силе» она воспринимала не так остро, как гибель тех, которых она знала. К этому времени уже больше двух десятков ее знакомых студентов Гарварда пали на полях сражений, многие были ранены и лечились в различных госпиталях на Восточном и Западном побережьях. Каждый раз, когда Кейт узнавала, что кто-то из ее друзей ранен или убит, она чувствовала, как ее сердце сжимается от горя и жалости, и тогда она принималась молиться, чтобы с Джо не случилось ничего подобного.
Этой ночью они много занимались любовью и много разговаривали: времени было слишком мало, а им столько хотелось сказать! Страсть, то пригасая, то разгораясь вновь, снова и снова бросала их в объятия друг друга, и весь остаток вечера они старались не думать, не вспоминать о войне.
За все время они так ни разу не вышли из комнаты — даже ужин заказали в номер, и пришедший официант вежливо поинтересовался, уж не медовый ли у них месяц. Этот вопрос рассмешил обоих, однако в их веселости была и горькая нотка.
В этот день, до краев заполненный невероятным, ослепительным счастьем, они совсем не говорили о будущем и не строили никаких планов. Кейт хотелось только одного: быть рядом с Джо, и еще — чтобы он остался жив. О себе, о том, что нужно ей, Кейт не задумывалась. Она знала, что Элизабет не одобрила бы подобного «легкомыслия», но ее мать не понимала одного — того, что обручальное кольцо не смогло бы ничего изменить и не сохранило бы Джо жизнь. Да и он, похоже, не собирался просить у Кейт ничего сверх того, что она согласна была дать ему по собственной воле. Впрочем, она и так отдавала ему все, что только было в ее силах…
Эту ночь они спали мало, урывками и часто просыпались, чтобы убедиться — любимый человек рядом, он никуда не делся. Каждый хотел еще раз увериться, что это им не снится и что они на самом деле вместе.
— Когда тебе нужно уезжать? — печально спросила Кейт утром — несмотря на все старания, ей так и не удалось забыть, что эти безумные, напоенные негой и страстью часы вдвоем неизбежно должны подойти к концу.
— Самолет на Вашингтон вылетает в час дня, — ответил Джо. — Значит, где-то в половине двенадцатого я должен буду вернуть тебя в колледж. В целости и сохранности, — невесело пошутил он.
Кейт тяжело вздохнула. Она пропустила все сегодняшние занятия и боялась, что ее могут хватиться. Но сейчас ей было наплевать на последствия. Ничто в мире не могло заставить ее расстаться с Джо раньше необходимого срока.
— Хочешь, спустимся в ресторан и позавтракаем? — спросил Джо.
Кейт покачала головой. Ей не хотелось ни есть, ни спать — только быть с ним, и спустя несколько минут их тела снова нашли друг друга.
В половине десятого они наконец выбрались из постели и заказали завтрак в номер. Ожидая, пока официант доставит заказ, Джо принял душ и побрился. На завтрак им подали тосты, апельсиновый сок, овсянку, яичницу с беконом и полный кофейник настоящего бразильского кофе. Глядя, как Джо за обе щеки уписывает эти немудреные блюда, Кейт с грустью думала о том, как он, должно быть, изголодался на своем офицерском пайке. Для нее яичница и овсянка были самой обыкновенной едой.
После завтрака Джо с удовольствием пил кофе и читал утренние газеты. При этом его черты заметно смягчились, и на Кейт даже повеяло запахом нормальной, мирной жизни.
— Как в старое доброе время… — сказал Джо и негромко вздохнул. — Кто бы мог подумать, что идет война!
Но напоминаний о войне было даже больше, чем достаточно: газету наполняли новости с фронта, и большинство из них выглядели достаточно мрачно. Поэтому Джо не стал дочитывать газету, а бросил ее на стол и улыбнулся Кейт.
Они провели чудесный вечер и ночь; Джо даже стало казаться, что в Кейт он нашел какую-то недостающую часть самого себя, последний фрагмент мозаики, который вдруг встал на место, завершая всю картину, делая ее целой. Некая пустота внутри него — пустота, которую он никогда прежде не замечал, — вдруг заполнилась. Как правило, Джо неплохо чувствовал себя и в одиночестве, однако после того, как он познакомился с Кейт, ему было очень трудно жить без нее. В его жизни, конечно, и раньше были женщины, но ни одна из них не волновала его так сильно и глубоко. Кейт напоминала Джо молодую горлицу, которая только недавно вылетела из гнезда и теперь сидит на вершине дерева, с удивлением и любопытством оглядывая окружающий огромный мир. И похоже было, что этот мир Кейт очень нравится. У нее был такой вид, словно она готова каждую минуту задорно расхохотаться, и, глядя на играющие на ее щеках ямочки, Джо спросил:
— Чему ты улыбаешься?
Этот вполне невинный вопрос неожиданно прозвучал довольно резко, хотя Джо очень ценил ее всегдашнюю веселость и даже теперь чувствовал, как, несмотря на одолевавшие его тревожные мысли, ему передается ее радостное настроение.
— Прости, я не хотел тебя обидеть… — поспешил он исправить свою ошибку, и Кейт махнула рукой.
— Пустяки, я поняла.