В арабских сказках прозаический текст может непосредственно перетекать в рифмованный. В прекрасной французской средневековой песне-сказке «Окассен и Николет» стихотворные отрывки регулярно чередуются с прозой. В бардовских сказаниях, пересказываемых воителям в пиршественном зале, в эпосах, созданных в более поздние времена, и в народных балладах повествование уже полностью переходит в стихотворную форму. Ритм и рифма – заклинания того же рода, что и фольклорные формулы вроде «Жили-были»[16].
«И чаша ходила между ними, и носильщик сказал календарам: – а вы, о братья, нет ли у вас какой-нибудь истории или диковинки, чтобы рассказать нам?»[17] Праздный час так же отрадно наполнить интересной историей из жизни, как и традиционным преданием. Именно так мир подлинной жизни, запечатленный в рассказанной истории, которая, в свою очередь, необходимо выдерживается в таком хронотопе, чтобы с полным основанием приковать внимание, стал одним из зачатков сказки. История из жизни может варьироваться от правдивой истории, лишь слегка приукрашенной, до откровенной байки. В последнем случае диапазон тоже широк, и на одном конце стыкуется с чистой выдумкой: анекдотом, веселой сказкой, страшилкой. Опять же, слившись с мифологическим материалом традиционного героического или любовного романа, она приобретает некоторые черты легенды.
Самобытным и относительно молодым жанром является басня. Среди лучших примеров – греческие и средневековые своды, приписываемые Эзопу и другим легендарным баснописцам, а также восточные аналоги, бытовавшие среди браминов, буддистов и джайнов. Басня всегда поучительна. Она, как и миф, не призвана раскрывать перед нами трансцендентные тайны, но служит умной иллюстрацией той или иной политической или нравственной позиции. Басни остроумны: в них не верят, их понимают[18].
Немцы описывают весь спектр народных сказок, используя единый универсальный термин Märchen. Именно поэтому братья Гримм включили в свой сборник народные сказки всех возможных разновидностей. Ученые с тех пор многократно этот материал анализировали и классифицировали сказки по типам.5
Из истории сказок
Лекала, по которым скроены сказки со всех концов мира, в целом одинаковы. Обстоятельство это породило долгую и сложную дискуссию среди ученых6. В целом сегодня все согласны с тем, что общая преемственность и случайное соответствие в частностях объясняются психологическим сродством представителей рода человеческого, но при этом происходила интенсивная и непрерывная передача сказаний из уст в уста – и через книгу, – причем не только на протяжении столетий, но и тысячелетий, и на обширных пространствах земного шара. Поэтому фольклор каждого региона следует изучать на предмет его уникальной истории. Каждый сюжет, каждый мотив, по сути, прошел свой полный приключений путь.
Братья Гримм считали, что европейский фольклор – это вымолотки древнегерманских верований: мифы распадались – сначала на героические легенды и сказания о подвигах, и уже потом переплавлялись в прелестные детские сокровища. Однако в 1859 году, в год смерти Вильгельма, ориенталист, филолог и знаток санскрита Теодор Бенфей показал, что бóльшая часть европейских преданий пришла через арабские, еврейские и латинские переводы непосредственно из Индии – причем в XIII веке7. Со времен Бенфея доказательств относительно позднего развития и неоднородного происхождения народной сказки христианской Европы становилось все больше и больше.
Представители английской антропологической школы конца XIX века (Эдуард Тайлор, Эндрю Лэнг, Эдвин Хартленд и др.) считали, что иррациональный элемент сказочных преданий берет начало в дикарских суевериях. Тотемизм, каннибализм, обычай табу и представление о внешней душе они обнаруживали повсеместно. Но сегодня очевидно, что подобные иррациональные моменты почти аналогичны в сновидениях, скажем, современного европейца и туземца из Конго, и мы уже не переносим сказку в пещеры палеолита только потому, что героиня выходит замуж за газель или съедает свою мать. И все же в нескольких сказках сборника братьев Гримм можно с достаточной уверенностью выявить реальные пережитки первобытного уклада, а в полудюжине других сохранились реликты периода переселения народов[19].