Полет бабочек

Томас шагнул вперед. Желто-черное облако маленьким ураганом взметнулось перед ним, и одновременно раздался едва различимый шум — скорее шелест листьев, подхваченных ветром в осеннее утро, или шуршание папиросной бумаги на рабочем столе. Эти бабочки издают некий звук в тишине — никогда в своей жизни он не думал, что услышит такое. Облако рассеялось — осело на ветвях деревьев, которые пригнулись под общей тяжестью. Каждая особь была размером с раскрытую ладонь.

Ему захотелось громко кричать — лечь на землю и бить по ней кулаками от счастья, чтобы бабочки Papilio sophia укрыли его с головы до ног как саваном, пока он будет лежать, не дыша. Вместо этого он скрестил на груди руки и просто смотрел. Наконец он приготовил сачок и, нежно взмахнув им в воздухе, поймал одну из бабочек. Что ему с ней делать? Он уселся на землю, внезапно ослабев. Он забыл, что надо дышать, а в голове как будто стучал молоток. Ему совсем не хотелось отправлять ее в смертоносную банку. Теперь, когда она у него, он понял, что не сможет убить ее. Но здесь же тысячи — нет, миллионы — особей, одной ведь никто не хватится? Он разглядывал ее сквозь сетку сачка — эту изысканную форму раздвоенного, как у ласточки, хвоста, эти черные крылья, похожие на темный бархат, и желтые — золотистые, цвета свежесбитого масла. Он лег на спину, тут же, на земле, и поднес бабочку к лицу. Поцеловал ее — всего лишь тонкий слой сетки отделял его от предмета всех мечтаний. Лежа рядом со своей добычей на земле, он закрыл глаза и, чувствуя, как Papilio sophia, одна за другой, садятся на него, уснул сладким сном.

Дождь разбудил его — огромные капли упали ему на глаза и в открытый рот. Он поднял руку, чтобы прикрыть лицо, но так и остался лежать на спине, сбитый столку. Сначала ему показалось, что это крыша в его хижине протекает, но постепенно он стал различать звуки джунглей вокруг и ощущать тяжесть в голове, будто там теснились сотни анаконд. Он попытался сесть, но обнаружил, что каждый мускул болит. Застонав, он повернулся на бок. Мимо его носа ползла вереница муравьев, прямиком в сумку, которая лежала раскрытой в футе от него, другая цепочка уже возвращалась из сумки, прихватив кусочки фруктов. Время от времени капля дождя падала на шествие, и муравьев разбрасывало во все стороны, как от взрыва. Но муравьи, подтянув все свои шесть конечностей, отряхивались и возвращались в строй.

Он заставил себя подняться. Его сачок лежал рядом, и на мгновение Томасу показалось, что он что-то забыл. Огляделся по сторонам. Он сидел посреди полянки, по которой потоками текла вода — дождь поливал небольшую речушку, клонил к земле листья пальм. Среди верхушек деревьев верещали птицы и обезьяны. Этот звук проникал глубоко в уши, давил на барабанные перепонки, усиливая стук в его голове. Несмотря на дождь, он весь горел. «У меня жар, подумал он. — Я пропал».

Шатаясь, он встал на ноги — даже для того, чтобы просто стоять ровно, требовались неимоверные усилия. Он попытался собрать свои вещи; за спиной был крутой склон, и слабое воспоминание о том, как он цеплялся руками, посетило его, а затем в памяти всплыло все остальное. Он начал лихорадочно искать взглядом — никаких цветов, никаких бабочек. Никаких Papilio sophia. Ни одной. Он бросился на землю рядом со своим сачком и поднял его трясущимися руками. Пусто.

Он закричал. Птицы испуганно разлетелись, крича в ответ, молотя крыльями воздух. Томас возил руками по размокшей земле и рыдал. Он брал полные пригоршни грязи и размазывал их по щекам и груди, разрывавшейся от боли.

— Кто это сделал? — кричал он верхушкам деревьев.

Это было единственное объяснение, которое он мог придумать. Кто-то распугал бабочек, чтобы они улетели, затем этот «кто-то» украл ту особь, которую он поймал.

Он сидел так чуть ли не полчаса, пока дождь лил вокруг него, не в силах пошевельнуться — слишком он был изможден, слишком зол и слишком напуган. Но он понимал, что жар в теле и биение молотка в голове — результат отчаяния, болезни и что ему надо вернуться в лагерь, пока он еще в состоянии двигаться.

Это было чудо, что он нашел тропу назад. Спотыкаясь, он шел на юг еще полчаса, но вот темнота поглотила все видимое кругом, и он упал на колени.

Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем его подхватили чьи-то сильные руки и он превратился в саму невесомость — воспарил сквозь лесную чащу, перемещаясь без особых усилий, ловя восходящие потоки воздуха одним взмахом своих крыльев.

Его принесли — как выяснилось, это был Джон — и осторожно опустили в гамак. Какие-то люди окружили его. Эрни вытирал ему лоб и приговаривал:

— Легкий приступ малярии, старина. Не о чем беспокоиться.

Клара тоже была здесь, и Джордж. За ними высились две темные фигуры, разговаривавшие по-португальски, — Антонио и Сантос. Сантос вернулся.

Комната покачнулась относительно своей оси, и волна тошноты обрушилась на Томаса. Это был Сантос, точно он. Он шел следом за ним до самой долины с бабочками. Он дождался, когда Томас уснул, а потом сыграл с ним злую шутку. Наказал его за связь с Кларой.