Полет бабочек

Эти слова она произносит слишком громко, так что Агата с мистером Чапменом перестают разговаривать и оглядываются на нее. Несколько групп людей продолжают ходить по кругу, и она замечает, как они всплескивают руками в перчатках и зажимают себе рты, перешептываются за ее спиной, кивают головами в их сторону. Они знают. Все всё знают. Неудивительно, почему никто с ней не разговаривал, когда она пришла, ей это не сразу бросилось в глаза, но теперь она припоминает, как миссис Коттон отвернулась от нее, выставив свою слегка горбатую спину, а мистер и миссис Дейтоны быстро расступились перед ней.

— Прошу простить меня, — снова обращается к ней капитан Фейл. — Я не хотел сказать ничего такого. Пожалуйста, забудьте мои слова.

Софи обнаруживает, что вся дрожит, и, чтобы не показывать виду, поворачивается к нему спиной.

— Нам нужно идти, — бормочет она. — Хорошего дня.

Агата, хмурясь, мгновенно освобождается и берет Софи под руку. Они вместе поворачивают вверх по холму и идут к дому.

Глупец, глупец. Как он мог быть таким глупцом? Капитан идет домой пешком, страдая от боли. Всегда, когда он чем-то расстроен, его покалеченная нога страшно ноет. Обычно он сдается и берет какой-нибудь симпатичный кеб, но сегодня желает наказать себя. И каждый шаг шаркающей походки сопровождается бранным словом и стуком трости попеременно.

Идиот. Стук. Мерзавец. Стук.

В его доме на удивление прохладно, с учетом того, что все окна закрыты, и если вспомнить, как жарко было в церкви, — правда, в нем всегда холодно. Даже в разгар лета он зажигает камины по вечерам, пытаясь согреть жилище. Он связывает это с тем, что в доме мало мебели — всякие декоры его мало интересуют. Но сомнений нет — дом нуждается в женской руке. Конечно, миссис Браун прибирается в нем, готовит еду, но не живет здесь. Разумеется, она исполняет свои обязанности по дому, но не более того — никогда не предложит украсить вышивкой хотя бы одну из подушек на твердом диванчике в гостиной или срезать несколько цветочков в саду, чтобы оживить каминную полку. Впрочем, вряд ли бы у нее получилось с цветами, если не считать стриженого газона и парочки розовых кустов, за которыми несколько раз в году присматривает нанятый им садовник, в саду у него так же пусто, как и в доме. Когда-нибудь, мечтает он, когда-нибудь дом его заполнится благоухающими цветами и, может, даже голосами ребятишек — они будут скакать на своих деревянных лошадках, бегать с обручами и палочками и другими всевозможными игрушками, с которыми играют современные дети.

И уж во всяком случае, если у него будет жена, он сможет расширить круг друзей и больше не будет проводить все свое время с другими холостяками и со старыми армейскими приятелями, которые поддерживают с ним отношения только из жалости. Но он же не единственный калека, насколько ему известно, — Джек Барроуз потерял на войне руку, но никто его не жалеет, особенно с тех пор, когда он стал закалывать свой пустой рукав чертовыми медалями. Вскоре после возращения Джек женился; женщины толпами вились вокруг него, и жена теперь балует его сверх всякой меры. Но таковы мужчины — никто из них никогда даже не пытался знакомить Фейла с младшими сестрами своих жен или со своими собственными сестрами, как будто он для них недостаточно хорош. Неудивительно, что он до сих пор так и не нашел никого, чтобы жениться. Его приятели любят его компанию, любят обсуждать с ним политику за стаканом бренди и хорошей сигарой, но когда они заводят разговоры о недавней войне и о проклятых бурах, он сразу чувствует себя немного лишним, пока кто-нибудь не стрельнет глазами в его сторону и, кашлянув, не заговорит о чем-нибудь другом. Не его вина, что он не воевал. Это все чертова лошадь. И вообще, ему надо было застрелиться. Уж лучше погибнуть на войне, чем ощущать эту пустоту, которая порой раздирает его изнутри.

В изнеможении он падает в кресло у камина. Сейчас только одиннадцать часов, а в желудке уже бурчит. У него есть по меньшей мере около часа, чтобы восстановить силы и успокоить нервы, перед тем как он должен будет отправиться в ресторан обедать.

Да, бездарно же он провалился, что и говорить. Как очаровательно выглядела Софи, когда рассказывала о том, как поднимала мужа. Ее прелестные ноздри так трогательно порозовели перед тем, как она прикрыла лицо рукой, успокаиваясь. В тот момент, когда она попросила его не рассказывать никому о муже, ему показалось, что ей известно о его встрече с мистером Уинтерстоуном в «Звезде и подвязке», — и он понял, что краснеет, а смутившись из-за того, что она видит его в таком состоянии, покраснел еще сильнее. Но тогда он решил не рассказывать отцу Софи о том, в каком состоянии пребывает ее муж. До поры до времени.