— Ну что, джунгли тебя еще не замучили? Не надоело здесь? На вид ты из тех, кому быстро все надоедает.
— Нет, — сказал Томас. — Никому из нас пока не надоело.
— Гм, — хмыкнул Артуро. — Пока. И ты первым сломаешься, вот что я думаю!
Сказав это, он хлопнул Томаса по спине и пролил выпивку на стол и ему на руки. Томас вытащил носовой платок и стал вытирать их, тем временем капитан налил ему еще.
Когда стакан наполнился, Томас поднял его, желая замять слова капитана. Все, конечно, было сказано в шутку, но он мог и обидеться.
— За Амазонку! — предложил он, от души надеясь, что голос его прозвучал довольно бодро.
Все трое сдвинули стаканы и выпили залпом. Томас почувствовал, как жидкость тонкой струйкой потекла в желудок, приятно согревая и обещая радужные перспективы.
По мере того как Артуро пьянел, он все больше переходил со своего несносного английского на беглый португальский. Томас понимал кое-что из того, о чем говорил капитан, но чем пьянее становился он сам, тем меньше соображал. В конце концов он накрыл стакан рукой, а голову уронил на стол, не в силах справляться с водоворотом бессвязной речи.
Эрни подтолкнул Томаса локтем.
— А что, если и наш сеньор Сантос проявит такое же радушие, как здешний капитан?
— Что ты сказал? — спросил Артуро. — Сантос? Каучуковый человек?
Томас услышал, как откликнулся на это имя Артуро, но лица его не рассмотрел — оно расплывалось.
— Да, — ответил Эрни. — Именно благодаря ему мы и пребываем в вашей великолепной стране, дружище.
Томас не разобрал, что было сказано после, поскольку Артуро стукнул кулаком по столу, да так сильно, что ухо, которое до сих пор спокойно отдыхало рядом со стаканом, наполнилось звоном. Потрясенный этим звуком, Томас резко вскинул голову и мгновенно протрезвел — настолько, чтобы разглядеть, как раздуваются ноздри бугристого носа Артуро.
Эрни смотрел в изумлении на капитана, не веря своим глазам. Он поднял обе руки, выставив ладони, и закивал.
— Нам пора идти.
Он встал, пошатываясь, и стал тянуть Томаса, чтобы тот тоже поднимался на ноги.
— Да, катитесь к дьяволу! — завопил Артуро, а затем добавил еще что-то по-португальски.
Дверь дома громко захлопнулась за ними, и они остались стоять на песчаной улице — одни, посреди ночных звуков.
— Ты что-нибудь понял?
Эрни тяжело опирался на Томаса, стараясь, чтобы они оба шли ровно, не теряя равновесия.
Язык у Томаса был вялым, как кусок старой ветчины. Он с трудом пытался совместить картинки, возникшие в уме, со словами, которые крутились в голове, а затем медленно опробовал эти слова непослушным языком.
— Я н-не знаю, Эрни. Не иди так быстро.
На другое утро лучи солнца вонзились в веки Томаса. Голова у него раскалывалась, рот не закрывался; губы и язык пересохли и растрескались.
— Что за хрень, — прохрипел он, зная, что перенял привычку браниться у Эрни и что ему слишком плохо, чтобы устыдиться этого.
Их лодки уже начали отплывать от берега, и в ушах стоял звук весел по воде и пение птиц в ярком оперении, которые сидели на ветвях деревьев, возвышающихся над рекой. Ему уже прежде доводилось видеть этих птиц, но в данную минуту он был не в состоянии думать, да и не хотел. Ему просто хотелось, чтобы они замолчали.
На берегу, где-то рядом, завизжала обезьяна — как будто женщина в родах.
Голодная боль немного отпустила, когда он выпил большое количество воды, и после дружеских тычков и похлопываний по спине все наконец оставили его в покое, чтобы он проспался с похмелья. Эрни плыл в другой лодке, и, похоже, ему все было нипочем: сквозь удушливый сон Томас слышал, как тот поет во всю глотку.
Окончание вчерашнего вечера отразилось на тревожном содержании его снов. В одном сне капитан рассказывал, что Сантос соблазнил его жену, в другом — что он похитил у них детей. А еще ему приснилось, что Артуро пришел в бешенство, узнав, что их опекает Сантос, потому что сам отчаянно хотел участвовать в экспедиции, а Сантос ему запретил. В этом сне Артуро сидел и плакал, как дитя.
К тому времени, когда лодки глухо стукнулись о берег реки, Томас был уже в состоянии выбраться из своего гамака. Из воды торчала самодельная пристань, бревна растрескались и раскрошились — непонятно, оттого ли, что ее использовали неправильно, или потому, что вовсе не использовали.
— Мы на месте? Что, уже прибыли?
Хриплый голос застревал в горле.
— Да, соня, — сказал Джордж. — Мы прибыли. Пора приступать к работе, вместо того чтобы валяться с утра до вечера.