Полет бабочек

Вечерами они разбирали свои коллекции, вели записи; часто после того, как последний послеполуденный ливень — а они бывали почти ежедневно — затихал, они получали официальные приглашения отобедать с другими британцами, жившими в Белеме, — в основном это были торговцы, но британское консульство тоже как-то устроило официальный обед в их честь. Они вошли в город по длинной улице, обсаженной бомбаксовыми деревьями, с которых свисали круглые красные цветы, похожие на рождественские шары. Многие из больших зданий обрушились и пришли в негодность; с крашеных стен осыпалась штукатурка, на земле валялась упавшая с крыш красная черепица. Город словно хранил следы былого великолепия. На консульском приеме Томас выпил слишком много вина, и Эрни пришлось тащить его домой и укладывать в постель. У него остались смутные воспоминания о том, как они шли назад по песчаным улицам Белема мимо низких, без окон, домов, рядом с которыми сидели люди. О том, как эти люди отпускали шутки и смеялись им вслед. Он проснулся на другой день с тяжелой головой. К своему ужасу, он обнаружил себя облеванным, но хуже всего было то, что Эрни, лежавший в своем гамаке, жаловался на запах.

Их маленький дом стал постепенно напоминать музей. Чучела птиц, изготовленные Эрни, теснились наверху книжных полок; другие лежали аккуратными рядами в коробках, привезенных им с собой, — с подобранными лапками, а сами тельца в благостных позах, словно приготовились нырять. Хотя Джордж хранил большинство своих малых образцов в банках с формальдегидом, он тоже сделал несколько чучел — игуан и ящериц, впрочем, неумело. Он набил их так туго, что они выглядели жирнее, чем должны быть на самом деле, а все их морщинки сгладились, как если бы у старухи была кожа младенца. Эрни предлагал ему свою помощь, но он не принял ее и вообще переключил все свое внимание на жуков.

Однажды Томас проснулся утром и обнаружил, что его первая партия бабочек вся густо покрыта муравьями и от пойманных им насекомых мало что осталось. У остальных к этому времени уже возникли проблемы с крысами и мышами, так что была установлена сложная система ловушек, не без помощи Джорджа, который сообщил, что в юности ему не раз приходилось терять образцы.

Они подвесили к балкам клетки и пропитали веревки, прикрепленные к клеткам, горьким растительным маслом, чтобы отпугивать муравьев. Это не останавливало мышей, которые могли бегать по веревкам и хватать все, что находилось в клетках, и поэтому посередине веревки они вешали перевернутые вверх дном миски. Это не позволяло крысам и мышам бегать, как им заблагорассудится, и грызунам ничего не оставалось, как поворачивать назад.

Иногда они выносили столы наружу и работали в дружелюбном молчании, насаживая на булавки насекомых или делая тщательные зарисовки собранных образцов в свои журналы. Сад был полон благоухающих цветов; колибри порхали над ними, как толстые шмели; темноволосые девушки с золотыми серьгами в ушах собирали цветы по ту сторону дороги и приветственно махали чужеземцам. Джордж, по-прежнему строго упакованный в жилет и куртку, тогда как остальные мужчины уже давно разоблачились до простых фланелевых рубашек, поворачивался спиной к проходящим мимо женщинам, но Эрни был тут как тут — улыбался и подмигивал. Даже Джон, в те редкие дни, когда присоединялся ко всем, бывало, выкрикивал пару слов приветствия на португальском языке. Томас просто наблюдал за происходящим, чувствуя, как жар от кофе растекается по телу, а дым сигареты щекочет лицо. В такие дни он не представлял себе, как можно покинуть Белем.

Однажды вечером их застиг обычный для этих мест дождь, который лил сплошной стеной. Они укрылись под ветвями невысокого дерева у края широкой выгоревшей от пожара полосы; уцелевшие обуглившиеся стволы деревьев торчали, как обглоданные кости, среди бурого пейзажа. Большие мутные лужи лежали на земле темными пятнами. Томасу оставалось только стоять и смотреть сквозь потоки дождя и надеяться, что вся эта скрытая от посторонних глаз жизнь спаслась от огня, но как раз в ту минуту, когда дождь стал стихать, он увидел маленькую истерзанную красную бабочку, медленно кружившую на поверхности черной воды.