Дорогой мистер Райдвел!
К настоящему времени вы, должно быть, ожидаете от нас очередной партии груза. Я не знаю, что сообщили вам другие участники экспедиции, но моя работа затруднена сейчас — как болезнью, так и внешними обстоятельствами. Видите ли, я очень нездоров в последнее время, и, как мне сообщили, это малярия. Бывали такие дни, когда я мог встать и двигаться, и даже писать письма, как сейчас, но любая физическая деятельность отнимает у меня силы, и я легко устаю. Вот уже две недели всю мою пищу составляют апельсиновый сок и орехи кешью. Благодарю вас за письмо — оно пришло как раз в самый разгар моей лихорадки, — а также за проявленную вами озабоченность в отношении моей супруги. Это касается, только моей жены и меня. Я обязательно напишу ей, когда буду в состоянии это сделать, но пока, прошу вас, не сообщайте ей о том, что я болен, так как мне не хотелось бы причинять ей беспокойство.
Меня мучают сны о нормальной жизни дома — с чтением газет по утрам, прогулками по Ричмонд-парку, посещением церкви, — и, просыпаясь, я прихожу в отчаяние, пусть даже трудно теперь представить, как я вернусь домой, где мне, боюсь, жить обычной жизнью больше не придется никогда.
Ночью, кроме снов, меня преследуют мотыльки. Они бьются о стекло моего фонаря, о дверь и крышу, пытаются проникнуть внутрь — со своими липкими хоботками, пыльными крыльями, они так и ждут, чтобы залететь в глотку и задушить меня. Это такие уродливые твари по сравнению с моими нежными бабочками — даже не верится, что и те и другие принадлежат к одному и тому же классу чешуекрылых. Здесь, в Бразилии, я почти приблизился к своей цели, но эти джунгли и их обитатели замышляют что-то против меня. Это письмо у меня заберут и отправят, поэтому я не могу вам многого сказать. Но я очень близко, мистер Райдвел, и если мне удастся преодолеть все препятствия, то мы с вами будем очень довольны. А пока — благодарю вас за терпение. Я накапливаю материал для следующей партии груза, но еще не готов отправить его вам.
Он заклеил конверт и оставил его на письменном столе для Антонио, чтобы тот забрал его, когда отправится в очередной раз в город, затем лег в свой гамак, совершенно обессиленный. Это была не просто усталость — временами лихорадка возвращалась к нему, и он мог проснуться среди ночи, дрожа от холода. Однажды ночью он пробудился и увидел, что, сорвав с себя и покрывала, и одежду, лежит совершенно голый, весь в жару. Кто-то склонился над ним и нежными движениями утирает ему лоб прохладной тканью..
— Софи?
— Нет, дорогой, это я, Клара.
— Как же твой муж? — пробормотал он, нащупывая простыню вокруг себя.
— Тсс, — сказала она. — Я здесь, чтобы ухаживать за тобой — с его благословения. Тебе скоро будет лучше.