Ясно, что, когда социал-демократы Германии говорят о восстановлении Польши, они вовсе не собираются возвращать провинции, захваченные Пруссией. Самое большее, они согласятся ей вернуть - это меньшая, еще не германизированная часть великого герцогства познанского. То, что они хотят ей возвратить, это все польские, литовские и прусские провинции, которые были захвачены русскими, добавив к этому, возможно, австрийскую Галицию. То есть, главным образом, из провинций, подвластных царю, и против России они намереваются скроить новое польское государство. В этом смысле они соперничают со многими русскими либеральными патриотами, которые также мечтают о воссоздании новой Польши, направленной против Германии, которая начиналась бы только от Вислы и расширялась бы в немецкую сторону настолько, насколько сможет.
Как видите, когда в своих приступах либерализма политические деятели России и Германии говорят вам о восстановлении Польши, речь у них идет вовсе не о том, чтобы осуществить акт международной справедливости, но чтобы создать новый инструмент войны, которым одни могли бы выгодно воспользоваться против других. Немцам пригодилась бы Польша против России; а русские вовсе не разозлились бы, если бы они могли воссоздать ее против Германии.
На советах Российской империи неоднократно вставал вопрос о восстановлении варшавской Польши. У этой идеи до сих пор есть весьма горячие сторонники среди самых высших чиновников. Пример Австрии, которая, будучи вынуждена своей отныне неизлечимой болезнью изыскивать героические средства спасения, уже в течение нескольких лет превратила Галицию в очаг польской политической пропаганды, направленной, главным образом, против России, а также частично против Пруссии, сделал гораздо более весомой эту идею, никогда полностью не оставленную Санкт-Петербургом.
Ее бы, несомненно, осуществили уже давно, если бы ее реализация, наряду с весьма реальными преимуществами, которые она обещает, не представляла бы одновременно весьма серьезной опасности. Австрийская империя ради спасения остатка своего немощного тела может, в крайнем случае, пожертвовать его членом; она может отказаться от Галиции, поскольку, не имея никакой другой подвластной ей польской провинции - австрийская Силезия не имеет пока никакого политического сознания, - она почти уверена, что никакая другая провинция не будет подвержена политической заразе, исходящей от Галиции. Это правда, что Галиция славянской расы, и мы видели, что самое многочисленное население Австрии - славянское. Но венское правительство отлично знает, что меж патриотов Польши и патриотов других славянских стран нет никакой симпатии, что их стремления, напротив, скорее противоположны, поскольку польские патриоты враждебны России, тогда как настроения всех других славянских народов ей, напротив, благоприятны; откуда следует, что Австрия может пожертвовать Галицией, не рискуя немедленным или близким распадом.
Россия находится в совершенно ином положении, так как помимо варшавской Польши, у нее есть Литва, Белоруссия, Подольский край, Волынский край, Белосток и вся польская Украина, в которых по крайней мере духовенство и весьма многочисленное дворянское население, равно как мелкая буржуазия и городские ремесленники, подвержены страстному, непреодолимому влечению к их старинной польской родине. С другой стороны, на собственном опыте 1815-1830 годов Россия убедилась, что сколь бы ограниченной ни была варшавская Польша, она сразу же станет очагом активной и пылкой пропаганды во всех этих провинциях, и достаточно будет предоставить свободу одному польскому городу, одному микроскопическому кусочку Польши, чтобы польские волнения, только что раздавленные и потопленные в польской крови, тотчас же возродились и распространились до Днепра. Такова причина, по которой русское правительство, оценив все вероятности, и несмотря на все преимущества, которые создание даже маленькой Польши могло бы ей дать против Германии, никогда не подумает этого сделать, если только оно не будет к тому принуждено одним из тех возможных обстоятельств, что являются предвестниками смерти. Но не только одна Россия в такой ситуации: Пруссия и, как следствие, Германия находятся в абсолютно аналогичном положении, и, возможно, даже еще более критическом из-за польского вопроса. Предположим, что вследствие радикального преобразования берлинского правительства, немецкие патриоты скажут польским патриотам: "От этой линии, которую мы провели в великом герцогстве познанском, мы хотим возрождения Польши. Теперь ваша задача отвоевать у России все ваши старинные польские провинции, вплоть до границ 1772 года, и даже сверх того. Оставьте нам то, что мы твердо решили никогда вам не отдавать и двигайтесь вперед, на царя, на русских, мы вам поможем нашими деньгами и, при необходимости, нашим оружием".