После ужина в новом лагере полководец собрал в своей палатке военный совет. Лохматые и низкорослые галльские лошадки не переставая жевали, угрожая оставить без корма римскую конницу. Однако враг стоял настолько близко, что ни о каком пастбище не приходилось и думать. Спускалась ночь. Все члены совета собрались и ждали лишь прихода Брута. Зажгли лампы. На валу появились первые часовые. Не взяв с собой щитов, они поднялись на высокий земляной вал по деревянным ступеням и теперь пристально вглядывались в темноту, готовые сообщить о любом вызывающем тревогу событии.
Спокойно и уверенно Цезарь оглядел членов совета. Октавиан заметно возмужал и набрался опыта; пожалуй, теперь уже его можно было назвать настоящим командиром. Цирон тоже полностью оправдал назначение на пост центуриона. Публий Красс проявил себя как талантливый командир, и Цезарю было жаль отпускать его, когда придет пора возглавить легион отца. Рений продолжал регулярно тренировать воинов, обучая их гладиаторскому искусству, ведь умение владеть мечом считалось главной добродетелью римского воина. Отличившиеся в учебе немедленно получали повышение по службе. Если Рений считал, что человек способен командовать другими, значит, так оно и было. Домиций руководил целым легионом, и воинам очень нравились сияющие серебряные доспехи, которые он теперь носил постоянно. Каждый из собравшихся в палатке казался человеком, полностью обретшим свое место и назначение в жизни. Полководцу оставалось только гордиться таким военным советом.
Наконец пришел и Брут. Кабера развернул глиняный шарик, который принес с собой в мокрой тряпке. Влажная глина блестела в свете ламп. Старый целитель изобразил на ней подобие лица: ногтями продавил глаза и рот, а потом вытянул нос.
— Если перевязать голову веревками вот так, можно без особого труда изменить форму черепа, — начал он рассказ. Говоря это, обмотал шарик бечевкой, а концы ее закрепил на палочке, которую начал медленно вращать. Глиняный шар постепенно, прямо на глазах собравшихся, деформировался. Создав, таким образом, выступ над глазами, старик повторил процесс выше, там, где у людей лоб переходит в волосы. Скоро на изумленных членов совета смотрела копия странного воина из племени свевов.
— Но череп же не треснет, правда? — поморщившись от подобной мысли, уточнил Октавиан.
Кабера покачал головой.
— Конечно, если проделать такое со взрослым человеком, ничего хорошего не получится. Но череп новорожденного ребенка совсем мягкий, а потому операция пройдет безболезненно и приведет именно к таким последствиям, которые мы с вами наблюдали. Так что эти люди вовсе не демоны, что бы там ни говорили наши испуганные воины. Но народ, вне всякого сомнения, жестокий. Мне нигде и никогда не приходилось слышать о подобном обычае. Ни одно племя, кроме этого, не уродует собственных детей. Первый год жизни, а может быть, и два младенцы проводят в постоянной боли, ведь веревки давят не на шутку. Вполне возможно, что боль сопровождает этих людей всю жизнь. Вот таким диким способом с самого рождения отмечается принадлежность к воинской касте.
— Тебе стоило бы объяснить все это воинам, Кабера, чтобы успокоить их, — попросил Юлий, не в силах оторвать взгляд от деформированной головы. — Наши люди слишком суеверны, а свевам, с колоссальной численностью их войска, больше никакого преимущества и не требуется.
Внезапно за стенами палатки раздался шум, и все члены совета, как по команде, вскочили на ноги. Что-то резко крикнули часовые, затем послышался звук борьбы. Брут подошел к пологу и быстро откинул его.
На земле со скрученными за спиной руками лежали два раба-галла из лагеря свевов.
— Прости, командир, — заметив центуриона, быстро отсалютовал один из часовых. — Консул Цезарь велел не беспокоить, а эти двое не послушались предупреждения.
— Вы поступили правильно, — одобрил Брут, но тут же наклонился и помог одному из галлов подняться на ноги.
— Произошло что-то важное? — поинтересовался он.
Человек смерил часового злым взглядом, потом быстро заговорил, пытаясь что-то объяснить. Однако поток взволнованной речи оказался настолько стремительным и сбивчивым, что Брут не понял ни единого слова. Центурион вопросительно взглянул на охранника, тот ответил таким же удивленным взглядом.
— Думаю, он просто не понял твоего предупреждения, — заключил Брут. — Адан! — позвал он. — Ты нам не поможешь?
Увидев переводчика, раб заговорил еще быстрее. Поднялся на ноги и его товарищ. Теперь он стоял, угрюмо оглядываясь и потирая ушибленный живот.
Вышел Цезарь.
— Надеюсь, вы не собираетесь провести здесь всю ночь? — Полководец удивленно посмотрел на странную компанию.
— Тебе тоже стоит это послушать, — коротко ответил Адан.