Поле чудес в стране дураков

Ей очень сильно не везло с этой арендой – всё время натыкалась на непорядочных людей, которых в наше время развелось немеряно. Одни её выгнали среди зимы, им было наплевать, что человеку некуда идти, а следующий арендодатель сильно нагрел руки за её счёт. Она до сих пор была наивной и верила людям, никак не могла понять, что совесть у большинства давно уже находится на нуле.

Но вот ей, кажется, немного повезло. Это была совершенно пустая двухкомнатная квартира, в которой имелось центральное отопление и из крана лилась вода, что было большим благом для этого посёлка, потому что в основном здесь стояли уличные колонки. Хозяйка этого «роскошного» помещения жила в Петербурге и возвращаться вроде не собиралась.

Казалось бы, живи себе в покое и пиши, пиши, высказывай миру всё, что ты про него думаешь. Но за несколько лет она написала так много (делать-то было нечего, она была занята только борьбой за существование!), что это превратилось в целое собрание сочинений, и книги эти издали несколько разных бесплатных издательств, но они заломили за них такие цены, что их никто не покупал. Да если бы и покупали, то ей доставались бы сущие гроши.

В итоге это занятие ей сильно наскучило. Писать дешевку про вампиров, драконов и гарри поттеров она не умела. Её собственная жизнь, которая, в сущности, не была реальной, потому что она жила в каком-то выдуманном мире, а не в том, который находился вокруг, тоже не стоила того, чтобы её описывать – её бы никто не понял. А писать для самой себя – это походило на какой-то духовный онанизм, что было совершенно бессмысленным, бесплодным и, самое главное, очень глупым занятием.

Впрочем, жизнь и у всех прочих на 90 процентов состояла из такой вот бессмыслицы, но она не хотела походить на людей, у которых между рождением и смертью кроме прочерка ничего не было. Но героем она тоже себя не чувствовала, Данко, который вырвал сердце, чтобы осветить дорогу людям, из неё не получился – она прекрасно понимала, что это дорога в никуда…

Всю жизнь она держала себя «в черном теле», впрочем, это не требовало особых усилий. По молодости жизнь хлестала через край, прислушиваться к тому, чего хотят природные инстинкты в её организме, ей было некогда. А вот очутившись наедине с собой тело вдруг начало шалить. Основной инстинкт, так долго спавший в ней, вдруг проснулся и требовал его удовлетворить. Но не ту напал – она умела держать себя в узде.

Сумасшедшие мечты о молодом мужчине, который жил в этом посёлке и очень ей нравился, пришлось задавить на корню. Она понимала, что если она вякнет каким-то образом ему о том, что безумно его жаждет, он просто скажет: «Бабуля, вы чокнулись». Вот и вся «любовь». Хотя по телевидению очень часто показывали примеры таких ненормальных отношений между старушками и молодыми людьми, было совершенно ясно, что деревенские мужички всё ещё не подверглись разрушению устоев нормальной жизни. Впрочем, например, всё это было в порядке вещей в Египте, где любой молодой араб без слов согласился бы быть её любовником, только помани его пальчиком. Но арабы ей были в этом смысле неприятны, она не любила экзотику в таких основополагающих жизненных ситуациях, как секс.

Здесь, в посёлке, к ней тоже приставали молодые люди, в основном, по интернету. Один очень долго напрашивался прийти к ней в гости якобы для того, чтобы «помочь по хозяйству», но она спокойно и категорически ему отказала, и он отстал. Ну а мерзкого похотливого старикашку, который долго склонял её на сожительство, она пнула так сильно, что он её возненавидел и при встрече что-то долго шипел ей вслед.

Но ей нужен был только он, Олежек… Небольшого роста, он походил на молодого Бонапарта. Любил поговорить (им приходилось встречаться в его кабинете – исключительно по делу, и естественно, она и виду не подавала, как сильно он ей нравится), болтал он просто без умолку, но его болтовня была ей приятна, и было даже немножко смешно, когда он высказывался, хотя видно было, что он совсем не прожженный пройдоха, которые обычно попадают на такие «хлебные» места, а обыкновенный деревенский мужичок, в чем-то даже немного наивный…Однажды он кому-то звонил, чтобы помочь ей с дровами, и сказал такую фразу: «Вот тут у меня сидит женщина лет шестидесяти…» А ей-то уже было намного больше! Но её порадовала такая ошибка в оценке её возраста, потому что она люто ненавидела, когда её малокультурные граждане называли «бабулей», ведь объективно она ею не была, потому что, как пионерка, была способна на любые «подвиги».

Но всё это было совершенно безнадёжным мероприятием, и ей пришлось наступить на горло своей песне, потому что она никогда бы не получила желаемого. А она всё-таки, несмотря на любовь к несбыточным мечтам, была пейсатель-реалист.