Поле чести

— А все же если выкраивается свободная минута?

— Сразу «рву когти» на конюшню в парк «Челюскинцев». Привык работать с конем с детства. Особенно люблю конные трюки. От них у меня осталось… три сломанных ребра, ключица и поврежденная нога. Три месяца пролежал загипсованным и замотанным бинтами в больнице. Все указания врачей выполнял неукоснительно… только наоборот. Еще забинтованный снова сел на лошадь. Сейчас, конечно, стало гораздо сложнее. Стоит сесть в седло, как тут же появляются поклонники: кто охает, кто ахает, молодые мамы с младенцами в колясках забывают о своих малышах, бабушки и дедушки норовят чуть ли не стащить меня с лошади…

— Я знаю, что чтение — одно из любимых ваших занятий.

— Книги люблю с детства. Не буду кривить душой, самые любимые — о лошадях. Особенно — князя Урусова.

— Бывает так, что отдых вдруг становится работой?

— Чаще всего. В моей профессии головой работать надо всегда. Думать, искать, находить что-то интересное, новое, чтобы потом об этом рассказать в эфире, приходится везде.

— У некоторых людей сложилось мнение, что «застойно-застольный» период сближал людей, способствовал более тесному общению, отдыху.

— Я совсем не пью. Сближению людей способствуют, очевидно, совсем другие нравственные принципы. А отдых с водкой — это пустое времяпровождение. Никогда ничего из спиртного не пробовал, даже не знаю, что это такое. Уставом запрещено употребление алкоголя и сотрудникам НТК. Даже дома — и то с моего разрешения.

— Но вы позволяете вашим коллегам поднять бокал шампанского в новогоднюю ночь за вас и ваших друзей?

— На здоровье.

— Популярность способствует отдыху или наоборот?

— Наверное, наоборот. Даже в кино, которое я люблю, не чувствуешь себя свободно.

— Массовое искусство — кино, эстрада, театр. Чему из них вы отдаете предпочтение?

— Кино. Театр вообще не люблю. На эстрадном представлении лучше не появляться: вроде не тот артист, кто на эстраде, а я.

— Как вы считаете, умеют ли в нашей стране люди отдыхать?

— Умеют те, у кого есть деньги.

— У вас есть автомобиль?

— Нет. Водитель из меня не получится. Пробовал. Характер не позволяет. Мне вечно надо всех обогнать и быть первым. А к чему это приводит — сами знаете.

— Вы телевизионщик. Смотрите ли сами телевизор?

— Я занимаюсь только своей программой. Телевизор смотрю по времени меньше шестисот секунд, ибо наперед знаю, что покажут и что скажут.

— Сколько у вас друзей?

— 70 миллионов семей.

— А недругов? Пресса не жалеет на вас черных красок.

— Некогда читать голубую муру. Просматриваю «Правду», с нежностью отношусь к «Советской России» и как член редколлегии читаю «Завтра».

— А чего Вам не хватает на данный момент?

— Монтажной установки «ВЕТАСАМ». Вот этого мне не хватает. Я даже если бы и затеял какой-то государственный переворот, так только чтобы с 4‑го этажа телекомпании «Останкино» свистнуть монтажный «ВЕТАСАМ» под шумок, спокойно перешагнув через все, и даже через тела.

— Вы хороший психолог?

— Средний. Но редко ошибаюсь в первом впечатлении от человека. Люблю людей естественных, неважно, прохвост он или академик. В основном люди говорят затверженными понятиями, очень мало своего, беспробудно мало. Но мы никогда не навязываем нашим героям своих слов.

Если вижу бедно одетого человека, думаю, что он необыкновенный. Ведь сейчас такое мужество нужно, чтобы одеваться бедно.

— Говорят, что Петр I, которого вы так уважаете, боялся тараканов. А кого или чего боитесь вы, если вам знакомо чувство страха?

— Сильно боюсь причинить боль. И сильно боюсь оскорбить слабого. Сильного оскорбить можно. Это вызов на бой, это всегда хорошо. А слабые, дети, больные, недоразвитые — эти люди для меня неприкосновенны.

— А Вы боитесь каких-то телесных болей, неудобств? Чувствительны ли Вы к холоду, к жаре?

— Да нет, Вы знаете, я как-то спокоен к этому ко всему: холодно, жарко — без разницы. А насчет боли… У меня всякое было. Меня вот в Югославии ранили, и в Питере в меня стреляли, мальчик один. Еще были всякие неприятные моменты.

— Вы смерти боитесь?