ПОЛЕ БРАНИ

– К чему, мой повелитель? Мы же достигли уже всего, что нам надобно.

– К чему?! Ты думаешь, мне нужно золото, о коем все мечты твои, даже после того, как я одарил тебя способностью к чародейству? Думаешь, мне дело есть до этой убогой земли, коей вы дали имя Русь? Или до бесконечных свар меж племенами людскими? – Он вновь расхохотался. Уж и не вспомнить ему, когда он так же прекрасно себя чувствовал. Левонтий встал с трона и подошёл к слуге, который невольно отступил от него. – Но ты хорошо послужил мне, Дюк. И потому ты достоин высшей награды!

В благодарном смирении Степанов опустил голову и вдруг увидел нечто! Из-под полы чёрной рясы заместо ног виднелся огромный чешуйчатый хвост. В ужасе Дюк вскинул свой взгляд на Повелителя. Левонтий же, как ни в чём ни бывало, поглядел на слугу с отеческой улыбкой и положил ему на плечо руку. На глазах у боярина она обратилась в огромную когтистую лапу. Вскоре и весь Левонтий поменял свой облик. Чёрноризное одеяние разорвалось, и Дюк узрел пред собой гигантского аспида с кошмарной мордой, лишь чем-то отдалённым напоминавшей человеческий лик, и длинными как щупальца руками, в остальном же имеющего тело змея.

Боярин в ужасе замер и задрожал. Левонтий, как же ему опостылело это имя! – наслаждался жалким видом человека и его безграничного ужаса. Наконец-то он вернул себе свой истинный облик! В последний раз такое было в Константинополе, когда ростовский священник приплыл туда за титулом патриаршим. Тогда змием обернувшись, Скимен-зверь, как некогда величали его калики перехожие, сжёг дотла стольный град византийский вместе с посольством киевским…

– Мой дар тебе – узреть в своём истинном обличии Властителя Нави. В сей день я, наконец, верну порождениям Нави мир, что для нас уготован был!.. – Пророкотал Скимен и пожрал Дюка Степанова…

21

Вот уже начала заниматься заря, ночной мрак потихоньку рассеивался, но сего не видели богатыри в казематы заточённые, хоть и не сомкнули они всю ночь глаз своих. Думами чёрными их головы полнились. Но не от страха за жизнь свою, а за судьбу отечества, оказавшегося под управлением проклятого предателя Дюка Степанова.

А Илья голову себе ломал над словами Левонтия, упомянувшем о мече Святогоровом. Вспомнил он речи наставника своего о том, что Илье только срок истечёт дóлжно за булатом сим воротиться и отворить врата в Навь. Но нарушил он заповедь эту и взял меч-кладенец раньше времени, и теперь клинок этот оказался в чужих руках! Садко же утешал Илью, мол, только ему под силу обладать мечом этим, а для прочих всех булат этот лишь груда железа неподъёмного, но почему-то не было в голосе его уверенности никакой…

И тут донёсся до узников крик петушиный, о новом дне возвещающий.

– Вот, поди, и настал день гибели нашей, братья мои. – Горестно вымолвил Алёша Попович. – Моя вина это! По глупости погубил я князя нашего, и расплатой тому смерть наша будет…

– Зря ты, Алёша, голову пеплом свою обсыпаешь. – Твёрдо произнёс Вавила. – Вина здесь за каждым из нас, коль не углядели мы измену, под нашим носом творившуюся…

И вдруг тьма в подземелье в одночасье рассеялась – посреди темницы запылал светоч.

– Что за чудо! – Воскликнули узники.

Затрепетал воздух, потянуло сквозняком, и светоч вспыхнул с невиданной силой, заставив всех очи свои зажмурить. А когда глаза узников открылись, узилище было вновь окутано мраком, которое, однако, теперь разгонял еле светивший огонёк свечи в руках явившейся из ниоткуда девушки. Тот час забилось как заведённое сердце Ильи Муромца:

– Ты ли это, Горынинка, отрада моя? – Он тут же вскочил на ноги и подхватил на руки свою возлюбленную. На что девушка лишь кивнула. Только уже держа её в своих объятьях, он увидел, что лица на ней нет, кожа её была бледна, а лицо осунувшееся.

– Что с тобой, Горынинка? – Спросил он беспокойно, укладывая её на старый топчан. Все же смотрели на происходящее и не верили глазам своим.

– Илюша, родненький! Беде страшной случиться вскорости!.. Открылось каликам перехожим ужасное знание, и сразу искать тебя бросилась мы… Но, как и сказано было, от того, что закрылись врата из Яви в Навь, скрылись от взора нашего пути потусторонние… Посему опоздали мы… Коль ни любовь твоя ко мне, не сыскала б тебя во тьме мирской… Но вопреки всему привело меня к тебе… моё сердце, любящее… хоть и ценою… великою… – Силы на глазах покидали её. Не в силах больше говорить, она нежно поманила руками Илью к себе, дабы лбы их соприкоснулись. И только случилось это, как озарило внутренний взор его видением…