После ухода жены Федя прочитал список. Предстояло, как обычно сходить в магазин за хлебом и, что для него было внове, купить на рынке овощи. Впервые жена «взвалила» на него рынок, до которого было, во-первых не близко, во-вторых, судя по оставленным деньгам, идти предстояло пешком.
Позавтракав без настроения, Федя взял авоську, спустился на лифте на первый этаж. На первом этаже сразу две смежные квартиры купила какая-то большая армянская семья. Сейчас они их объединили, сделав один общий тамбур с мощной стальной дверью. Федя не любил и армяшек… за то, что дружные, деловитые, домовитые и, главное, тоже все богатые и так ловко умеют устраиваться в любом месте. Но в отличие от евреев, про эту нелюбовь Федя почему-то не решался говорить вслух.
Ближайший магазинчик, где торговали хлебом, в свою очередь принадлежал азербайджанской семье, и когда Федя к нему подходил, рядом стояла машина и шла разгрузка товара. Один из владельцев магазина тучный азербайджанец покрикивал на грузчиков и одновременно недружелюбно разговаривал с неким типом, у которого явно «горели трубы».
– Ну, ты что… пузырь, что ли продать не можешь? Тебе же это минутное дело, – наседал на азербайджанца парень пролетарского вида.
– Нэ видышь… товар прынымаю… через полчаса подойды! – хозяин магазина пересчитывал товар, что ему привезли, и жаждущий опохмелиться субъект ему сильно мешал.
Однако парню тоже не хотелось ни ждать полчаса, ни топать до ближайшего универсама, к тому же там не торговали «четвертинками», которую он и хотел купить. Парень завёлся:
– Ты что чурбан, не понимаешь, не могу я ждать?!
– А мнэ насрат… можешь – нэ можешь. А за чурбана я тибэ сичас кадык вырву! – кажущийся просто огромным в раздувшейся куртке и кепке-аэродроме азербайджанец угрожающе надвинулся на тщедушного страждущего и тот поспешил поскорее отойти и уже с безопасного расстояния принялся поливать хозяина магазина бранью:
– Чурки проклятые, всю Россию скупили!..
Федя и азербайджанцев не переносил, за то, что они так споро и умело торговали, но вступиться за парня он почему-то не решился. Пожалуй, если бы на месте азербайджанца был еврей, он бы не сдержался, кинулся. Ведь он не сомневался, что в подобной ситуации еврей наверняка испугается, «не примет боя», струхнёт, да и родичи за него мстить не станут, а вот с кавказцами совсем другое дело – не испугаются и мстить будут. Федя, втянув голову в плечи, прошёл мимо, решив хлеб купить на обратной дороге.
Таким образом, сначала предстояло идти на рынок. Федя давно не преодолевал пешком таких расстояний и уже минут через десять основательно устал. Так хотелось сесть на автобус… всего-то четыре остановки и он на месте. Но, увы, сейчас не советское время, сейчас в каждом автобусе кондуктора, зайцем никак не проскочить, а на билет жена-кормилица денег не дала.
Решётчатую загородку с арбузами Федя заметил издали. День выдался ясным, и хоть температура была ещё по раннему времени невысока, но на солнцепёке, да и от ходьбы ему стало жарковато, захотелось утолить возникшую жажду сладким, сочным. Но и расходы на арбуз предусмотрены не были. Загородка была ему не совсем по пути, но Федя решил сделать небольшой крюк, чтобы пройти рядом и хотя бы от вида полосатых плодов астраханских бахчей испытать хоть некоторое облегчение. Подходя ближе, он и здесь услышал разговор на повышенных тонах. Почуяв и там конфликт, он решил близко не подходить, но с расстояния метров в двадцать видел всё достаточно хорошо. Напротив продавца арбузов стоял высокий плечистый русский мужик и что-то громко и недружелюбно выговаривал ему. И он был явно под «градусом». Продавец, невысокий мешковатый азербайджанец, что-то в ответ объяснял, но мужик этим не удовлетворился и уже почти заорал:
– Да пошли вы все на… мать вашу…!
Едва он неблагозвучно отозвался о матери продавцов арбузов из самой загородки вышел до того невидимый напарник и, возможно, родственник продавца, крепкий коренастый кавказец лет тридцати. Подойдя к ругавшемуся матом высокому, он неожиданным резким ударом в подбородок сбил его с ног.
– Это твою мать все… все русские женщины бляди. А теперь, блядский сын иды отсюда, пока я тибе брюхо не пропорол, – коренастый красноречивым взглядом указал на, лежащей на прилавке нож, используемый для разрезания арбузов на пробу.